ГИДРОГУЛАГ

ПО ПУТИ, НАЧЕРТАННОМУ ВОЖДЁМ

Елена Субботина

"В дополнение к ранее поданному мною рапорту докладываю, что число граждан, добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом при наполнении водохранилища, составляет 294 человека. Эти люди абсолютно все страдали нервным расстройством здоровья. Таким образом, общее количество погибших граждан при затоплении города Мологи и селений одноименного района осталось прежним – 294 человека. Среди них были те, кто накрепко прикрепляли себя замками, предварительно примотав себя к глухим предметам..."

Из рапорта начальника Мологского отделения
лагпункта Волголага лейтенанта госбезопасности
Склярова начальнику Волгостроя-Волголага НКВД СССР
майору госбезопасности майору Журину.

Гидрогулагом назвал бурное строительство плотин и рытье каналов в бывшем СССР Александр Исаевич Солженицын. Идейный толчок такому строительству фактически был дан на Всероссийском съезде Советов 29 декабря 1920 года. На нем была принята написанная Лениным резолюция, которая оценивала ГОЭЛРО как первый шаг великого хозяйственного начинания. Вождь призвал всех трудящихся напрячься и "не останавливаться ни перед какими жертвами для осуществления плана электрификации России во что бы то ни стало и вопреки всем препятствиям".

Завет вождя партия претворила в жизнь. О методах "хозяйственного прорыва" тех лет повествует Солженицын в книге "Архипелаг ГУЛАГ", отталкиваясь в том числе и от фактов, о которых с восторгом писали после своей прогулки по только что законченному Беломорканалу Максим Горький, Всеволод Иванов, Алексей Толстой и прочие вполне достойные литераторы.

Вот что пишет Солженицын: "Эшелоны зэков прибывают и прибывают на будущую трассу, а там нет ни бараков, ни снабжения, ни инструментов, ни точного плана. Нет бараков – зато есть ранняя северная осень... Тут норма два кубометра гранитной скалы разбить и вывезти на сто метров тачкой.... Как валить деревья, если нет пил, нет топоров? Обвязывают деревья веревками и в разные стороны попеременно тянут – расшатывают деревья. Все может наша смекалка! А почему? А потому что канал строится по инициативе и заданию товарища Сталина!.. В первую зиму сто тысяч вымерло... Летом от неприбранных вовремя трупов – уже кости. Они вместе с галькой попадают в бетономешалку. Так попали они в бетон последнего шлюза у города Беломорска и навсегда сохраняются там... Многотиражка Беломорстроя захлебывалась, что многие каналармейцы, "эстетически увлеченные" великой задачей, в свободное время выкладывают стены канала камнями – исключительно для красоты. Так впору им было бы выложить шесть фамилий – главных подручных Сталина и Ягоды, главных надсмотрщиков Беломора, шестерых наемных убийц, записав за каждым тысяч по сорок жизней".

Печально, но львиная доля гидроузлов, возникших на наших немереных просторах, воздвигнута благодаря рабскому труду миллионов заключенных.

Завет вождя "не считаться ни с какими жертвами" ученики прилежно выполнили – четверть миллиона человек легли костьми в Карельские скалы на сооружении Беломорканала. Следующая великая стройка – канал Москва-Волга – осуществлялась теми же методами. Едва закончив это дело (1937 год), НКВД взялся на сооружение первых ГЭС Волжского каскада. В этих густо населенных местах (Тверская и Ярославская области) вал уничтожения прокатился не только по узникам Гидрогулага. К сожалению, о том, что принесли "великие стройки" коммунизма жителям Верхневолжья, известно меньше, чем о страданиях строителей-заключенных.

ВОЛГОСТРОЕВСКОЕ РАЗОРЕНИЕ

В 1931 году население Калязинского района, расположенного в двух сотнях верст к северо-востоку от Москвы, переваливало за 50 тысяч. Через 10 лет, в январе 1941-го, числилось чуть больше 30 тысяч. Куда делись 20 тысяч, если моровой язвы не было?

Ответ на этот вопрос следует искать прежде всего в планах "социалистической реконструкции Волги" (1933 год). Большевикам нужно было огромное количество энергии для развития военной промышленности, а также глубоководный путь, чтобы выводить в море субмарины, которые строили на нижегородских стапелях.

Этот первый советский проект века обсуждался на сессии Академии наук, немало членов которой вовсе не спешили аплодировать преобразователям природы. Но партия решила, что академики академиками, а каскад от истока до устья строить надо.

Построили. В результате Волга полностью утратила способность к самоочищению. Что немудрено: если прежде вода скатывалась с верховий до устья примерно за 40 дней, то сегодня тот же путь занимает около двух лет.

Начали с Верхней Волги – с Угличского и Рыбинского гидроузлов. Работы вел Волгострой (он же Волголаг), подчинявшийся НКВД. То, что земли эти издревле были густо населены, украшены храмами и усадьбами, огромным количеством памятников истории и культуры, богаты лугами и лесами, инициаторов преобразований не тревожило. Только в Калязинском районе в зону затопления вошло 65 населенных пунктов. Больше половины из них скрылись под водой полностью. Тогда же отзвонили навеки 15 церквей. Торчащая из воды колокольня относилась к Николаевскому собору и стояла до 1940 года на Торговой площади. Перед затоплением со звонницы сбросили колокола. Крайняя степень глумления – устройство парашютной вышки на среднем ярусе колокольни. Только после того, как одна из парашютисток, 20-летняя девушка, убилась о прибрежные камни насмерть, вышку закрыли.

Деревянные жилые дома из зоны затопления надлежало перенести на новое место. Монастыри и церкви разбирали на кирпич, что не поддавалось – взрывали. Этот крест выпал Троицкому монастырю в Калязине. Кирпич, какой удалось отнять у обители, Гидрогулаг городу не отдавал, а продавал.

Нельзя сказать, что народ безмолвствовал. Например, основатель Калязинского краеведческого музея Иван Федорович Никольский предлагал сделать обваловку Троицкого монастыря, что было вполне реально, однако комиссары не слушали.

Еще страшнее прошелся вал по ярославским землям, где разлилась огромная (4,5 тысячи квадратных километров!) искусственная лужа – Рыбинское водохранилище. С теплоходов, пересекающих море, видны пни шумевшего здесь когда-то леса. А если пересесть в шлюпку в июле-августе, по малой воде, то откроются и улицы утонувшего города Молога.

МАССОВЫЙ ИСХОД

Город Калязин состоял из трех частей. Первой назначено было погрузиться в пучину полностью, второй – наполовину. Рассказать о тех событиях лучше, чем коренные калязинцы, невозможно.

Мария Михайловна Приселкова, 1918 года рождения: "Мы жили в первой, подмонастырской части города. Там было семь улиц – Загородная, Заболотная, Нагорная, Макарьевская, Гончарная... Была начальная школа, почта, монастырь, две церкви, кладбище, прекрасный берег. Песок – на юге не найдешь. По берегу незабудки, родники. Наша Волга была маленькая, я барышней переплывала ее по два раза на Заречье. Ходили два парохода – "Радищев" и "Чернышевский".

Дом у нас был отличный, из толстых бревен – родители их сами заготавливали, сами пилили. Очень трудно было расставаться с первой частью, особенно огорода жаль, сирени.

– А родители хотели переезжать?

– Раз постановление правительства было, как они могли ослушаться? Негодовали, конечно".

Александр Михайлович Родимов: "Моей матери, переселявшейся в первых рядах, дали премию 150 рублей. Ежели крыша была железная, то переселяли в центр, а если покрыта тесом или дранкой, то на окраину или на Свистуху".

Валентина Ивановна Шустова, 1925 года рождения, училась в школе-семилетке, располагавшейся во второй части Калязина, рядом с Николаевским собором: "Такая красота была, дома с арками, кладка на яйцах, ни одной трещины. Набережная была красоты невозможной. Была пристань, колесники ходили по маленькой Волге. Когда вода стала подниматься, мы в школу сначала на лодках плавали, а потом уж и плавать некуда стало. Вода поднялась вдруг разом. Одна колокольня осталась, этим теперь город и знаменит.

Люди у нас жили нормально, каждый имел дом, 20 соток, хозяйство, у всех почти коровы были. В Кашин ездили торговать со своих подворий. Замков не вешали – ставили метлу или заступ. Никто не радовался, что будет большая Волга. Куда нам большая Волга? Зачем она нам? Она вширь дала, вода-то разбрелась, наш берег поглубже, а с другой стороны – одна мелкота. Не наша Волга стала.

Родня моя, Охлобыстин Борис, жил за Волгой. Они дом свой перевозили, хороший, крепкий дом был. А какие поплоше, как тронули их, так и рассыпались. А торопят – съезжай, а вода-то прет! Очень много народу от этого поумирало. На переезд деньги давали, но их не хватало. Детей-то много держали, по 5-6 человек, а переехать не на что, самоубийства были. Сталина многие проклинали. Кто делал это открыто – увозили на "черном вороне". У Раисы Федоровны Власовой муж был из дворян, что-то сказал – ночью приехали. И пропал. Где стадион сейчас – там расстреливали".

Борис Николаевич Куликов, 1927 года рождения: "В 1939 году отец начал разбирать дом. Было собрание, люди говорили, что государство должно о нашем переезде позаботиться, но председатель горсовета Федоров сказал, что если переносом займется государство, то строить будут заключенные (их называли "принудчиками", вокруг были лагеря НКВД), и они построят кое-как. Будем замерзать в своих домах. Замерзать никто не хотел. Пришлось согласиться с Федоровым. Выданной суммы на перенос дома было мало, отец мой продал корову и поросенка".

Старые калязинцы очень горюют о взорванном монастыре: "Его разбирали, взрывали, жгли, и падала колокольня". У Клавдии Николаевны Толкачевой, 1912 года рождения, хранятся иконы, на которых почти не разобрать изображения. Иконы она выловила, дождавшись ночи, в пруду возле монастыря, – когда собор взрывали, лики святых разлетались по округе.

По переписи населения, пришедшейся как раз на описываемые события, большая часть населения России была верующей.

ДОБРОВОЛЬНО И С ПЕСНЯМИ

Клавдия Петровна Максимович, семье которой в процессе переселения пришлось расстаться с буренкой, передала местному краеведческому музею документ. Он называется лаконично: "Обязательство". Там указано, что переселенец обязан "не позднее декабря 1939 года выстроить по типовому проекту деревянный жилой дом в две комнаты общим размером 8х9 метров". Даже здесь комиссары диктовали – что строить, из чего строить, когда строить.

Финансовая повинность сгоняемых с места была расписана на 20 лет вперед: "Обязуюсь выстроить постройки общей стоимостью 10000 рублей, из которых 7900 за счет собственных средств, и средств, полученных от Волгостроя, – 2100. Полученную ссуду обязуюсь (с причитающимися процентами) погасить в нижеследующие сроки:

5 марта 1940 года – 160 рублей

5 марта 1941 года – 160 рублей..."

Последний платеж намечался на тот же мартовский день 1959 года…

Что ни говори, а есть в этом какой-то мистический смысл (5 марта умер Сталин), как и в том, что улица Карла Маркса (бывшая Московская) ни с того ни с сего обрывается прямо в воду.

Куда же рассеялось огромное количество народа, населявшего русскую Атлантиду? Почти три сотни человек добровольно присоединились к участи своих домов и ушли на дно. Дело, правда, было не в Калязине, где разливалось Угличское водохранилище, а в Мологе (Рыбинское море), но от этого не легче.

СВЕДЕНИЯ О КАЛЯЗИНЕ

и районе сохранились в журналах регистрации (они хранятся в местном архиве), которые вели сотрудники НКВД. В списках, составленных в сентябре 1938 года, есть сведения о предполагаемом месте переселения (Калязин и окрестности) и фактическом. Анализируя географию источника, можно предположить, что гражданам рекомендовалось не слишком разбегаться. Те, однако, поступали по собственному разумению. Деревня Акуловка, например, в массовом порядке покинула родные места – землепашцы, пастухи и доярки подались в Подмосковье, Тулу, Иваново, Калинин, Кимры, Бежецк, Ленинград, а Коровкина Параскева Гурьевна из колхоза "Волжский залив" обрела московскую прописку, так же, как и Малышева Мавра Семеновна из артели "Красный акуловец". Колхозу "По Сталинскому пути" тоже предписывалось расстояниями не увлекаться, но какой путь в реальности указал вождь колхозникам, неясно – графа о фактическом переселении не заполнена.

В архиве есть папка под названием "План переселения". Там тоже немало любопытного. Например, заявление Капустиной Анны Ивановны о том, что ей недодано при переселении 50 рублей, а также акт оценочной комиссии "Комарову Сергею Григорьевичу полагается за перевозку семьи из 6 человек и имущества 56 рублей". Примечательно, что на всех папках, касающихся массового исхода, НКВД делало пометку: "Хранить вечно".

ТАК БЫЛО НУЖНО?

Долгое время эта эпоха в жизни Верхневолжья была белым пятном в историографии. Тема русской Атлантиды зазвучала только в перестройку, когда редактор местной газеты "Вперед" Юрий Кузнецов опубликовал исследование "Большая Волга и маленький Калязин (из истории создания Угличского водохранилища)". В 1998 году увидела свет книга историка, почетного гражданина города и района Николая Суворова "Реконструкция Калязина (1938-41 гг.). Как это было". Тема волгостроевского разорения заняла наконец должное место в экспозиции великолепного Краеведческого музея.

А в мае 2000 года силами местных активистов, в первую очередь директора музея Елены Чертовских, в родной город приехали очевидцы событий, которых удалось разыскать. На той встрече "Волгострой. Калязин. Судьбы" одна женщина сказала: "Жалко город, но так было нужно". Строительство Угличской ГЭС счастья Калязину не принесло – от демографического, социального и экономического потрясения район, успешно развивавшийся до войны, так и не оправился. Электричество пришло сюда только в 1949 году. Градообразующих предприятий не возникло – часовой завод построили в Угличе, завод топливной аппаратуры – в Кашине. Сколько народу (с учетом уехавших навсегда, не родившихся детей) недосчитались эти места в результате "социалистической реконструкции Волги"? Никто сегодня не способен назвать эту цифру. Доподлинно известно только, что в зоне затопления Угличского водохранилища оказалось 65 населенных пунктов, 6 кладбищ и 8 скотомогильников.

Рыбинское водохранилище поглотило вдесятеро больше – около 700 сел и деревень, три монастыря, десятки церквей и дворянских усадеб. Под водой исчезли лучшие в России пастбища. Частично подтопленными оказались Углич, Весьегонск, Мышкин, Пошехонье. В общей сложности с насиженных мест согнали 150 тысяч человек.

Калязин – Москва