ВОЙНА

Беженский крест


Лидия Графова



Лидия Ивановна Графова– известный журналист, обозреватель "Литературной газеты", лауреат премии Союза журналистов России в номинации "За журналистское мастерство" (февраль 2003 г.). В последние годы возглавляет Исполком "Форума переселенческих организаций России", входит в состав правительственной Комиссии по миграционной политике. Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации удостоена звания "Лучший журналист-правозащитник" (декабрь 2002 г.).




В Ингушетии идет "добровольное", а на самом деле принудительное переселение чеченских беженцев в Чечню. Процесс депортации сопровождается "зачистками" в палаточных лагерях, массовыми исключениями семей из регистрационных списков, что лишает людей всех средств к существованию.

Выдавливание беженцев перерастатет в опасное противостояние, если не сказать в новый очаг большой кавказской войны, которую разжигают заинтересованные в ней "ястребы".

Статья об этом Лидии Графовой, опубликованная в "Московских Новостях" (№2–3, 28 января – 3 февраля 2003 г.), оказалась сокращенной без ведома автора. “Terra incognita” публикует её полный вариант. Сокращённые в "МН" фрагменты выделены жирным шрифтом.


Привычная картинка на телеэкране: чеченские беженцы возвращаются домой. Президент Ингушетии рапортует президенту России: уже 78 тысяч вернулись – "добровольно, конечно же, добровольно". Лорду Джадду, который посетил (вчера? сегодня?) беженские лагеря, тоже назовут, очевидно, ту же цифру. Утешительный показатель. Восьмилетняя война идет, значит, к концу.

Но почему же из Ингушетии непрерывно несутся беженские SOS? Почему, побывав там, возвращаешься с тревожным чувством, что теперь уже и в Ингушетии разгорается война?

"На палаточных лагерях решено поставить крест. Хватит терпеть это безобразие на земле российской", – с несвойственным ему пафосом сообщил мне перед моей поездкой на Северный Кавказ генерал Юнаш Игорь Борисович, заместитель начальника Федеральной миграционной службы, которая входит теперь в структуру МВД России.

Сразу из аэропорта еду в Аки-юрт. Это небольшое ингушское селенье получило скандальную известность после того, как 2 декабря прошлого года именно здесь был поставлен первый "крест". Спецоперация по уничтожению расположенного в Аки-юрте палаточного городка "Иман" вызвала шум в прессе и шок у международных организаций, помогающих нашим беженцам.

"Иман" в переводе с чеченского означает "вера". Был это на редкость благоустроенный лагерь. Зарубежные спонсоры построили здесь две школы (начальную и среднюю), детсад, медпункт, баню, парикмахерскую, спортзал, компьютерный класс и даже психолого-реабилитационный центр. Летом завезли десятки машин с гравием – вымо-стили тротуары, сменили все одряхлевшие палатки. "У нас на площадке перед школой бывало по вечерам так же людно, как у вас на Арбате", – ностальгически вспоминает сопровождающий нас инструктор автошколы.

Теперь на месте лагеря огромный заснеженный пустырь. Кое-где разбросаны похожие на сугробы низенькие саманные домишки. Единственная палатка с надписью "Врачи" наглухо зашнурована. Напоминанием о сотнях других снесенных палатках торчат из земли крепежные металлические колья. Идем, без конца о них спотыкаясь. "Эти железки тоже хотели выкорчевать, да не успели", – объясняет наш спутник.

Школа – добротное деревянное строение на краю пустыря – как ни удивительно, бурлит жизнью. Урок литературы по Достоевскому, на физике изучают закон Ома, в спортзале художественная гимнастика. Когда уничтожали лагерь, учителей предупредили: "Школу приказано не трогать, а газ – отрубить". Две недели школа была без тепла, пока сотрудники австрийского фонда, заплатив приличную сумму, не уговорили рабочих подключить газ. "Пусть хоть пять учеников останется, школа должна работать", – настаивали австрийцы. Осталось больше двухсот учеников. Вчера прибыло еще пятеро, их семьи, рискнувшие было переселиться в Грозный, не выдержали – возвратились обратно.

Но лагеря уже нет, куда ж они возвращаются?

"Люди забились во все щели, как тараканы". Живут в бане, котельной, на складе химических удобрений, а кому повезло – у местных. Когда мы проезжали по селу, во многих дворах виднелись пологи спрятавшихся за заборами беженских палаток. Под крышей мехцеха тоже ютится тесный ряд палаток. Снаружи их не заметишь.

Сколько всего беженцев осталось в Аки-юрте, толком не знает никто. Но учителя дают нам поименный список членов семей своих учеников – около шестисот человек. Их изо всех сил переселяли, а они вот и не переселились? Значит, так и не удалось поставить крест?


В хижине у "диссидента"

Второго декабря машины с мигалками мчались по сельским дорогам как на пожар, въезд в Аки-юрт перекрыла неприступная охрана, ни журналистам, ни гуманитарным организациям с подарками (в то время приближался праздник Рамадан) проникнуть в лагерь не удалось. А в лагере нетерпеливо урчали заведенные КАМАЗы, и человек сто в камуфляжных формах ходили по палаткам, торопили беженцев, показывая на свои наручные часы – мол, ваше время истекло.

"Ко мне они двадцать пять раз зашли, я специально считал", – рассказывает Салауди Духигов, аки-юртский "диссидент". Его зовут так за упрямство, с которым он пытался протестовать против уничтожения лагеря. "У моей семьи была просторная новая палатка, я ее своими руками утеплил – лучше не надо. Я им говорю: "Ну какой здравомыслящий человек в двадцатиградусный мороз станет разваливать свое жилище и с таким выводком, как у меня, срываться с ужитого (напечатали – обжитого) места неизвестно куда".

Салауди считал, что дети – его надежная защита. Семья Духиговых воспитывает двадцать детей – черноголовые и белобрысые, от девяти месяцев до 17-ти лет. Шестеро своих, десять сирот остались от брата Салауди, погибшего вместе с женой в Грозном еще в первую войну, четверых он взял у своей овдовевшей сестры (она давно лежит в больнице). Салауди надеялся на особое к себе отношение еще и по той причине, что жена его Лена – русская. Они познакомились в Казахстане, где Салауди прожил почти всю сознательную жизнь. Переехали в Грозный в 94-м, купили квартиру в доме, на месте которого теперь ровное место.

Салауди не только за себя боролся. Ему казалось, что если он сумеет свою палатку отстоять, то и других, может быть, не тронут. Уговаривающим скоро надоело быть вежливыми, пустили в ход крепкие выражения с угрозой: "Если через час не уберешься, мы тебе наркотики подбросим, оружие у тебя найдем, в общем, сделаем из тебя террориста". Пришлось отступить. Семья переселилась в стоящую рядом саманную хижину, ее построил уехавший сосед. "Лично полковник разрешил нам перейти, только бы я палатку скорей убрал. А теперь вот и отсюда нас гонят".

Хижина стоит на пустыре как упрек бессмысленности свершившейся здесь "зачистки". Внутри хижины двухъярусные деревянные нары и поставленные друг на друга железные кровати. Посредине – газовая печка. Изо всех темных углов светятся настороженные детские глаза. Снесут завтра их хижину или не снесут, как обещают, бульдозером? Духигову предлагали щитовой домик, но с условием поставить его не там, где была палатка, и не возле школы, как он хотел ("у меня десять ребят в школе учатся"), а пусть он договорится с кем-то из местных жителей. "Но кто меня с такой оравой на свой двор пустит? И не понимаю, какая разница, где дому стоять. Вон сколько пустующей земли вокруг".

Пока 39-летний "диссидент" собирается до конца жизни искать правду – "существует же правда где-то на свете", директор совхоза подал заявление в суд. Именно этот участок, где был городок "Иман", вдруг потребовался директору под какое-то строительство. Необходимо немедленно очистить землю от беженцев.


Военные шалости

Хоть спецоперация в Аки-юрте была похожа на срочный штурм (будто шли на захват особо опасных преступников), готовить уничтожение лагеря начали задолго. Еще летом 2001-го в "Иман", как и в другие палаточные лагеря, стали регулярно наезжать сотрудники так называемого комитета по возвращению из администрации Кадырова. Что они говорили, я знаю наизусть.

Три "круглых стола", посвященных "проблеме возвращения", провели общественные организации нашего "Форума…" при поддержке Датского Совета по беженцам – в Назрани, Грозном и Махачкале. На каждую встречу охотно приезжали из Грозного сотрудники кадыровской администрации (довольно симпатичные – должна заметить – люди) и произносили патриотические речи. Стыдно, мол, чеченцам сидеть на "игле" гуманитарной помощи, попрошайничество портит менталитет нации и "если не мы, то кто же будет восстанавливать нашу несчастную родину?" Беженцы отвечали агитаторам, что они, рискующие жить в Чечне, конечно, герои ("но, согласитесь, все начальники давно вывезли свои семьи"), а мы, мол, тоже хотим сохранить жизнь своих детей: "Как только закончатся "зачистки" и перестанут нас убивать, мы пешком на родину пойдем, в землянках жить будем, днем и ночью работать и даже черной икрой нас здесь никто не удержит". Что же здесь кому-то непонятно? Вовсе не гуманитарка людей держит, а страх. Скорей бы кончилась эта проклятая война.

В мае прошлого года новый президент Ингушетии Зязиков и глава администрации Чечни Кадыров торжественно подписали документ с длинным витиеватым названием: "План мероприятий по завершению работы по возвращению в Чечен-скую республику внутриперемещенных лиц из Республики Ингушетия". Сенсационный документ. Будто ино-планетяне его составляли, которые не знают, что невозможно завершить то, что еще не начиналось. Да, все время идет "маятниковая миграция". Чуть затихает бойня – люди тянутся к своим руинам. Снова вспыхивает – бегут обратно. Прибывало и много новых беженцев, но с начала 2000-го новых в Ингушетии уже не регистрируют. И потому сегодня в самой разоренной Чечне мечутся сотни (тысячи?) самых несчастных, лишенных какого бы то ни было внимания государства беженцев из горных сел.

План возвращения был по сути официальным объявлением войны беженцам. К сентябрю стало ясно, что план проваливается – уговорить переехать в Чечню удалось не больше трех тысяч человек. Однако уже в октябре, после теракта на "Норд-Осте", события стали разворачиваться стремительно. Как война в Чечне называется не войной, а "контртеррористической операцией", так и здесь, в Ингушетии, война идет под псевдонимом: "добровольное возвращение беженцев".

…Мы приехали в лагерь "Бэлла" и неожиданно попали на митинг. Оказывается, минувшей ночью в "Бэлле" чуть не пролилась кровь. В палатки прибежали спасаться от дедовщины два солдата-срочника. Пьяные контрактники преследовали их, стреляя во все стороны. "Это чудо, что обошлось без жертв, а то, конечно, все списали бы на нас и немедленно расформировали лагерь".

Армейские подразделения были подведены к четырем палаточным лагерям, расположенным вблизи станицы Орджоникидзевской, в те роковые нордостовские дни. Беженцам заявили, что это для их охраны от террористов. Военные быстро выкопали землянки, соорудили дзоты. Дула орудий были почему-то повернуты в сторону беженских палаток.

Грохот гранатометов, сопровождаемый фейерверком осветительных ракет, уже не раз будил палаточные лагеря, возвращая людей в уже пережитый ими ужас войны. Сердечные приступы у стариков, истерики у детей. Дети так пугались, что потом долго зубы не моли разжать – воды глотнуть. Случается такое, как правило, в даты всенародных праздников. Например, 10 ноября, в День милиции, минут сорок шла над палатками ночная пальба.

Обычно на беженских митингах – жалобы на действительно невыносимый быт в лагерях. И я знаю, что прошедший 2002-й был самым черным годом их призрачного существования. С мая даже хлеб государство перестало выдавать, не говоря уж о других продуктах. Самое обидное, что бюджетные деньги на кормежку беженцев были, но МВД, принявшее это хлопотное наследство, то никак не могло переоформить на себя счета, то вело разного рода переучет беженцев. И если б не зарубежные фонды, в Ингушетии давно начался бы голодный мор. Знаю я, что 11 декабря в лагере "Барт", где регулярно и надолго отключают газ, умер, простудившись, грудной ребенок. А раньше в том же "Барте" из-за перепадов в подаче газа вспыхнула палатка и почти мгновенно сгорели трое маленьких детей.

Нет, собравшиеся на митинг обитатели четырех лагерей ("Бэлла", "Алина", "Сацита", "Спутник") говорят только об одном: "Пусть нас оставят в этих дырявых палатках, но пусть не выгоняют под пули в Чечню".

– Да кто ж их выгоняет? – возмущался в Москве генерал Юнаш. – Пусть мне покажут хоть одного человека, которого мы насильно переселили в Чечню. Мы просто помогаем людям реализовать их желание вернуться домой.

Да, фактов насильственного переселения (так, чтоб с пистолетом к виску) не было. Все, кого удается уговорить, уломать, обмануть, запугать и в конце концов вынудить переселиться в Чечню, пишут перед отъездом заявления о добровольном возвращении. Так что алиби у ФМС есть. В письменном виде.


"Мы вам вторую Чечню устроим…"

Что значит "терроризировать"? Открываю "Советский энциклопедический словарь": "Терроризировать… (от лат. terror – страх, ужас) – преследовать, угрожая расправой, убийствами, держать в состоянии страха".

Впрямую: "Мы вас убьем!" – никто беженцам не говорит. Говорят по другому: "Возвращайтесь, пока вам дают транспорт и даже продукты в дорогу. А то мы вам здесь вторую Чечню устроим, босиком побежите".

Когда так "агитируют" рядовые милиционеры, на угрозы можно и не обращать внимания. Но когда высокое официальное лицо с экрана телевизора заявляет (весной), что к осени ни одной палатки, ни одного беженца в Ингушетии не останется, как могут чувствовать себя люди, на которых решено "поставить крест"?

Палаточным лагерям не раз выносили приговор: ликвидация будет 20 октября, 1 декабря, 20 декабря… Даже бумажки на руки выдавали: "к 20 декабря освободить…". В Москве Юнаш успокаивал меня: "Да если б мы и захотели всех в один день переселить, у нас просто транспорта не хватит". Вот, оказывается, в чем загвоздка.

Психологический террор сопровождается физической травлей: отключением газа, электричества, снятием "с компьютера"… Выбросить человека из списков регистрации по форме номер семь – значит автоматически лишить его всех прав. Он уже не легитимен для гуманитарных организаций, его нет в числе проживающих в лагере, да он вообще как бы не существует на свете. "Снимать с компьютера" – любимый вид спорта милиционеров, миграционных чиновников, сотрудников ФСБ и других многочисленных проверяющих, которые днем и ночью проводят облавы в лагерях. Если, когда они нагрянут, беженец хоть на пять минут отлучился, в списках он себя уже не найдет. За один заход по 400 и больше человек "списывали" из одного лагеря. В некоторых лагерях беженцы поднимали бунт, и тогда "списанных" восстанавливали. Ухитряются снимать с регистрации жену, оставляя одного мужа, вычеркивать пятерых малых детей, оставляя их родителей. Почти все учителя аки-юртовской школы узнали вдруг, что в Ингушетии их уже нет, а считаются они, оказывается, переехавшими в Чечню. Может быть, так и набираются те фантастические цифры возвращенцев, которые регулярно озвучивает по местному телевидению президент Ингушетии?

До недавних пор Ингушетия была для чеченских беженцев самым приветливым местом на земле. Ингушский народ совершил поистине подвиг, приняв и обогрев 146 тысяч бежавших от войны (треть населения своей республики). А сегодня компания пьяных местных парней может ворваться ночью, например, на территорию беженского поселения "Логоваз", бить бутылками окна, выкрикивать грязные ругательства, в том числе: "Убирайтесь в свою Чечню!" Совсем недавно это было немыслимо, чтобы вайнах-ингуш выгнал, не защитил вайнаха-чеченца. Если даже такие древние традиции рушатся, значит, и вправду обстановка в Ингушетии катится ко "второй Чечне".


Сколько их? Куда их гонят?

Искать логику в событиях чеченской войны – все равно что распутывать клубок извивающихся змей. Здесь переплетено столько интересов, коварств, силовых противостояний. С войной против беженцев в Ингушетии вроде бы все очевидней. Впрочем, беженцы – не объект, а всего лишь подручный материал. Для "ястребов", чьи имена вот уже сколько лет нам так и неизвестны, беженцы – просто мусор, который неведомые "они" выметают в неутихающий костер Чечни, чтоб разжечь большую кавказскую войну. Не своими, конечно, руками. Есть заказчики, есть исполнители.

С чеченскими беженцами власти могут творить что угодно просто потому, что чувствуют одобрение основной массы россиян. Многие ведь скажут: если в Чечне непонятно за что уже погибли четыре тысячи "наших мальчиков", пусть отсиживающиеся в Ингушетии чеченцы возвращаются домой и сами урезонивают своих бандитов. Можно ли, например, представить, что во время войны с Германией какие-то мирные немцы прибежали бы спасаться в Россию? К тому ж, мол, известно, что не бывает мирных чеченцев…

Очевидно, исходя из такой убежденности, сносили с лица земли "Иман". Но почему все-таки первый "крест" выпал одному из самых обустроенных беженских лагерей? Может быть, там было лежбище боевиков? Или поймали опасного террориста? Ничего подобного. Намекают, конечно, генералы и полковники, что в лагерях удавалось ловить боевиков, но в доказательство приводят один и тот же факт: что где-то в Ингушетии задержали какую-то машину, в которой нашли оружие и взрывчатку. А по другим регионам России такие машины не разъезжают? Не будем уж говорить про Москву и Норд-Ост. И вообще – при чем тут Аки-юрт?

Может, с "Имана" потому начали, что лагерь стоял на отшибе, ближе других к Чечне? Аки-юртский "диссидент" Духигов считает, правда, что все дело – в референдуме: "Мы нужны в Чечне как электорат". Позволю себе не согласиться. Если Чечня сумела выйти на такие блестящие результаты с переписью населения, то уж с референдумом и подавно справятся.

Ясно, что план возвращения нужен Кадырову, ему не терпится поскорей залучить в Чечню побольше беженцев, чтобы переключить на себя все финансовые потоки. Известно же, как Кадыров завидовал Аушеву из-за гуманитарки. Но трудно понять выгоду президента Зязикова. Он-то зачем рискует спокойствием в своей республике и ставит под сомнение прославленное ингушское гостеприимство?

Сгоняя людей в испепеленную Чечню, власти бесстыдно врут, предлагая "на выбор" места в ПВРах (пунктах временного размещения) или адреса в так называемом "частном секторе". Ремонт общежитий, предназначаемых под ПВРы, как и все восстановление разрушенной Чечни, – дело темное. Еще год назад на нашем круглом столе посланцы Кадырова оптимистически заявляли, что вот-вот будут введены ПВРы на 12 тысяч мест. Совсем недавно, перед Новым годом, вместе с президентской комиссией по правам человека мне довелось посетить несколько ПВРов в Грозном. Комиссию сопровождал сам федеральный министр Ильясов. В ПВР на улице Маяковского 119 министра обступила возмущенная толпа беженцев, которых (еще летом!) переселили в Грозный из палаточных лагерей станицы Знаменской (это сравнительно спокойный Надтеречный район Чечни), пообещали разместить в новом ПВР на Маяковского 111, но общежитие это хоть и отремонтировано, но не заселяется – бастуют строители, им уже несколько месяцев не платят зарплаты. Главная же тревога знаменских возвращенцев в том, что в этот ПВР, которого они полгода ждут ("живем фактически нигде"), собираются вселять не их, а беженцев из палаток Ингушетии. Министр Ильясов успокаивал толпу: деньги на ПВРы уже есть, аж 15,6 миллионов. "Всех расселим, все будет хорошо". Для интереса стоит сообщить: в этом единственном готовом к сдаче ПВР лишь одна тысяча мест. Всего же в ПВРах Чечни живут сегодня 6,5 тысяч, а в предназначенных к разгону палаточных лагерях Ингушетии около 18-ти тысяч беженцев. Сравните цифры. Впрочем, зачем сравнивать, вообще о какой безопасности для беженцев можно говорить, если ровно через час после утешительного разговора министра с "добровольно возвращающимися" прогремел тот страшный взрыв – не стало Дома правительства в Грозном. Кстати, мы видели взрыв своими глазами: в тот момент наша машина была совсем рядом.

Что касается "частного сектора" (чеченские чиновники представили тысячу адресов – широкий выбор), "мемориальцы" сделали альбом со снимками этих руин, смотреть страшно. Тем временем Кадыров гордится, что добился изменений в постановлении Правительства РФ и теперь возвратившиеся могут селиться в частном секторе, заключать договора хоть с родной тещей, и государство будет выплачивать каждому члену семьи по 14 рублей в день за аренду, да еще 6 рублей на хлеб. Мало, но если вспомнить, что о компенсациях беженцам второй войны за их разрушенное жилье и потерянное имущество государство вот уже четыре года даже не заикается, то и эти 20 рублей в сутки – тоже материальный стимул. Но кто в него поверит?

Обещало ведь уже государство оплачивать аренду частного сектора в Ингушетии, были заключены тысячи договоров, скреплены печатями. И что? Ни копейки хозяева не получили, хотя суды удовлетворили иски к казне на 160 миллионов рублей.

Поразительное бесстыдство: объявлена война палаткам, а как перебиваются в Ингушетии уже четвертый год беженцы-"частники", одному Богу известно. Недремлющее государственное око не заглядывает в эти бывшие скотофермы, брошенные производственные цеха, птичники, подвалы мечетей. Беженцы даже в сараях на кладбищах живут и еще благодарят, что не выгнали.

Из 146 тысяч только 30-ти посчастливилось в свое время попасть в лагеря, куда в первую очередь шла гуманитарка, ехали журналисты, наведывался лорд Джадд. Теперь именно эти лагеря оказались на самой горячей линии фронта. Да ясно же почему: торчат как бельмо на глазу. Уничтожить, и проблема беженцев будет решена. Так все просто. Однако же генералы ФМС МВД продолжают заверять, что их главная цель – улучшить условия беженцам: "Не хотят в Чечню, мы им предлагаем компактные точки в Ингушетии". Действительно, аки-юртовцам предлагали переселиться в Малгобекский район, там пустуют цеха винно-водочного завода, кожзавода, сокозавода. Я видела эти "места", лучше не вспоминать.


Это что – затмение разума?

Чем дальше, тем отчетливей понимаешь, как наивны мы были, когда в октябре 2001-го возмущались внезапной и нелепой, как тогда казалось, передачей всей проблемы миграции в ведение милиции. На самом-то деле это было сильное, впередсмотрящее решение. Ну разве справились бы штатские миграционные чиновники с той же спецоперацией в Аки-юрте? А с выполнением всего грандиозного плана по возвращению? Штатские уже давно бы руки вверх подняли: не можем, мол, исполнить то, что не исполнимо. А вот МВД не из тех, кто пасует перед трудностями.

Недавно в полуприватном разговоре с заместителем министра внутренних дел, начальником ФМС МВД Черненко я заметила, что через несколько лет любому участвующему в войне против беженцев станет невыносимо стыдно: "Ну можете же вы, Андрей Григорьевич, как официальное лицо, уполномоченное отвечать за миграционную политику, убедить принимающих решения, что это бесчеловечно и вредно для самого же государства выталкивать беженцев туда, где просто негде жить, где не прекращаются зачистки и каждый день погибают, бесследно исчезают мирные люди…" Такую вот "Америку" я пыталась генералу открыть. Он ответил: "Мы – люди военные. Наше дело – выполнять приказ".

Ладно, не будем о сострадании к чеченским беженцам. Давайте задумаемся о самих себе. Нам нравится, что безумие в Чечне никак не кончается и война сжирает львиную долю наших налогов? Нам хочется новых терактов по всей России? Так вот, неужели не понятно: санкционированные издевательства над жителями и беженцами Чечни неизбежно делают их нашими врагами, толкают вконец отчаявшихся людей в отряды боевиков? Почему, думаете, боевиков бьют-бьют, а их становится все больше? Да потому, что умножать их ряды – это и есть истинная цель "ястребов", которым нужна и выгодна большая кавказская война.


P.S.

Процесс выдавливания чеченских беженцев из Ингушетии продолжает набирать обороты, хотя он и носит несколько иной характер. Теперь российские власти и сотрудники миграционных служб отказались от методов прямого воздействия, шантажа и угроз.

Новый метод косвенного давления на беженцев заключается в том, что ничего не подозревающих людей сотнями и тысячами снимают с учета в Миграционной службе, лишая вынужденных переселенцев возможности получения гуманитарной помощи. Тем самым создаются условия для "добровольно-принудительного" возвращения людей на Родину.

Так, только в январе 2003 года с учета в Миграционной службе Ингушетии без всяких на то оснований сняты около тысячи чеченских беженцев, проживающих в Пункте временного размещения (ПВР) Молочно-товарной фермы (МТФ) с. Альтиево Назрановского района.

В лагере "Яндаре" незаконно исключено из списков более четырехсот человек.


(Из пресс-релиза Чеченского комитета национального спасения)



 Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru