Петербургские истории
В дни празднования 300-летия Петербурга тех, кто имеет счастье работать на Васильевском острове, пускали на родные предприятия по заранее представленным спискам. В первый день юбилея, когда Васильевский обезлюдел и превратился в остров милиционеров, директор одного завода, расположенного на острове, приехал как обычно на работу. Путь к проходной ему преградил милицейский кордон.
– Как фамилия? ...Так... Вашей фамилии в списке нет.
– Я – директор этого завода.
– Вашей фамилии в списке нет.
И директора завода на завод не пустили.
В утвержденном списке его фамилии действительно не было. То есть она, конечно, была, но внизу, там, где печать и подпись.
– Я сам этот список подписывал, вот – моя фамилия.
– Понятно. Пропуск ваш покажите, пожалуйста.
Как вы думаете, директор проходит на свой завод по пропуску?
Пришлось срочно вызывать замдиректора, который не без некоторого удовольствия личность своего шефа удостоверил.
Во время заключения Тильзитского соглашения Александр I и Наполеон виделись каждый день и демонстрировали дружеские чувства друг к другу. Как-то во время торжественного обеда зашел разговор о том, что во время последней русско-шведской войны одно из сражений велось очень близко к Петербургу. Канонада в столице была так хорошо слышна, что петербургские дамы перетрусили. Этот рассказ взволновал Наполеона. Он озабоченно сказал, что война войною, но пугать петербургских дам – непозволительно. Это надобно прекратить, например, заняв Финляндию. Александр I задумчиво посмотрел на него... и согласился. Участь Финляндии была решена – в 1809 году после успешных военных действий она была присоединена к России.
Екатерина II, обнаружив, что ее подданные у нее же воруют, относилась к этому на удивление снисходительно. Однажды, во время своего пребывания в Царском Селе она прогуливалась по парку и увидела в гроте ученика садовника. Он собирался обедать, и перед ним стояло четыре блюда.
Екатерина заглянула в грот и сказала:
– Как хорошо ты кушаешь! Откуда ты все это получаешь?
– У меня дядя поваром, он мне дает.
– И всякий день по столько?
– Да, государыня, но только во время вашего пребывания здесь.
– Стало быть, ты радуешься, когда я сюда переселяюсь?
– Очень, очень, – отвечал мальчик.
– Ну, кушай, кушай, не хочу тебе мешать, – и Екатерина спокойно удалилась.
Один старый генерал, уже давно бывший в отставке, приехал в Петербург, чтобы похлопотать об увеличении пенсии, и подал прошение на высочайшее имя. Екатерина II, имевшая привычку вникать во все государственные дела, прочитав прошение, удивилась. Она полагала, что знает всех своих генералов, но этот был ей лично не знаком. Императрица повелела ему явиться во дворец. Она милостиво приняла старого генерала, и в конце беседы, улыбаясь, спросила:
– Отчего же я до сих пор ни разу вас не видала?
– Да ведь и я, матушка-государыня, тоже вас не знал, – простодушно ответил старичок.
– Ну, меня-то, бедную вдову, где же знать! А вы – все же генерал!
Федор Иванович Тютчев с 1854 по 1872 год жил на Невском проспекте, в доме 42. Здесь тяжелобольного поэта навестил Александр II. После визита императора, никогда до этого у Тютчева не бывавшего, Федор Иванович, сохранявший присутствие духа и чувство юмора даже в самые тяжелые минуты, заметил: "Визит Его Величества смутил меня. Будет крайне неделикатно не умереть на другой же день после царского посещения".
Однажды барона Антона Антоновича Дельвига, в то время издателя "Литературной газеты", вызвал к себе начальник Третьего отделения Собственной Его величества канцелярии граф Александр Христофорович Бенкендорф и начал, не стесняясь в выражениях, выговаривать ему за помещение в газете одной либеральной статьи. Барон Дельвиг, со свойственной ему невозмутимостью, спокойно ответил, что статья эта цензурой пропущена, и посему на основании закона отвечать должен цензор, а не издатель. На это резонное замечание, Бенкендорф пришел в ярость и высказал мысль, поистине афористичную: "Законы у нас пишутся для подчиненных, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною ими оправдываться и на них ссылаться".-
Император Николай Павлович, прозванный Николаем Палкиным (шпицрутенами в его царствование наказывали как никогда часто), в частной жизни порой проявлял о солдатах отеческую заботу.
17 декабря 1837 года в Зимнем дворце случился ужасный пожар. Огонь сначала показался из душника печной трубы на хорах Петровской залы. Потолок в зале был деревянный, и огонь, давно уже тлевший, добравшись до сухих балок, стал быстро распространяться. В тот вечер Николай I находился в театре. Узнав о пожаре, он тотчас прибыл во дворец и, пройдя на половину великих князей, приказал отвезти их немедленно в Аничковский дворец. Затем вызвал два ближайших полка, Преображенский и Павловский, и поручил прибывшим солдатам выносить вещи и мебель и складывать их на Дворцовой площади. Все имущество царской фамилии было вынесено. В одной из зал солдаты пытались снять вделанное в стену драгоценное зеркало. Огонь приближался, и, видя опасность, Николай велел солдатам отойти. Но солдаты продолжали снимать зеркало и не расходились. Тогда император бросил в зеркало свой бинокль и разбил его вдребезги. "Видите, ребята, – произнес он историческую фразу, – что ваша жизнь мне дороже зеркала. Прошу сейчас же расходиться".
...Нужно отметить, что и народ отнесся к беде, постигшей царскую семью, с сочувствием. Пожар не могли потушить три дня, и все три дня драгоценная мебель, картины, столовое серебро, фарфор и бронза горой лежали на снегу вокруг Александровской колонны. Ни одна вещь не пропала.
