ЛЕС НАШЕЙ МЕЧТЫ

Такого мы, наверно, больше не увидим никогда… Лес стоит красивый до замирания сердца. Весь в огромных сыроежках – семейками по пять, по восемь, красные, желтые, малиновые, благородно-серые… Даже не представляла себе, до каких невероятных размеров могут дорасти обыкновенные горькушки. Турки – шампиньоны лесные, рассыпаны везде, как горох. Если бы у них были лица, наверняка смотрели бы на проходящих мимо выпученными от удивления глазами. Никто не берет: спина-то одна, руки две, все тащили по две корзины белых. Сейчас белые практически закончились, моховики тоже проходят. Дней пять как прошел слой опят на Карельском – видела, как махонькая женщина несла в каждой руке по три пластиковых пакета, что в высоту, что в ширину вся одинаковая. Конечно, опята – только их и можно в пакетах невредимыми до дому донести, они не ломаются.

Случилось то, что бывает раз в пятьдесят лет. Два прошлых года грибов в Ленинградской области почти не было. Во всяком случае, этой зимой у меня (небывалый случай!) в доме не запаслось ни одного грибочка. Такие были летние жары-засухи и осенние холода. Кто успел тогда собрать, рассказывают, что "сезон" оказался в несколько дней. И вот теперь грибницы за три года сразу и выплеснули на землю все запасенное. Микологи уверяют, что так бывает. Когда ж это было?

Я такого за сорок лет, проведенных с корзинками, не видела вообще, но говорят, что перед войной было так же. Однако народ в набитых битком утренних электричках разговоров о войне не приветствует. Соль если и запасают, то для тех же грибов. А также уксус и укроп. В основном рассуждают, как сохранить собранное. Рассказывают, как недели две назад ехали на самой первой электричке с Финляндского, приехали в Заходское, а им навстречу три мужика с садовыми тележками, и на них – короба и корзинищи сплошь с белыми. Приехавшие ахнули – все собрали! А мужики смеются: всё не собрать, идите, там грибов тьма.

В электричках на Питер разговаривают уже мало, все устали. Пахнет здоровым потом, лесной сыростью и грибами. Профессионалов увидишь сразу: рюкзаки большие, корзины удобные. Сапоги, правда, в этом году болотные не в моде – надобности нет в болото залезать, белые там практически не растут. Интересно, что красных и подберезовиков только чуть больше, чем всегда, опят – столько же, а взбесились белые, моховики и маслята. Можно, правда, встретить в электричках и дамочек-курортниц с крохотными корзинками, из которых торчит пара сыроежек, старый моховик – и все равно обязательно белый гриб, с ножкой, отрезанной на половине высоты. Эх, сколько доброй еды во мху осталось! Ножки у белых продолжаются, кажется, бесконечно, вроде бы уже достал рукой до основания, а нога, гляди-ка, вбок пошла, и ее там еще так много…

Отец на дачном участке в Горьковском за сезон собрал около семидесяти белых. Такого не было никогда!

Интересно было бы поспрашивать в магазинах, насколько увеличилась продажа эмалированных кастрюль и закаточных крышек. Я купила две кастрюли, пятилитровую и на семь литров, специально для засолки грибов.

Вот один из моих походов. Во что бы то ни стало решила дойти до дальнего карьера, где грибов должно быть море. Но попалась мне горочка, размером в четверть Дворцовой площади, на ней ножки от срезанных моховиков видно, а около ножек наросли мизиничные моховички. Я эту горушку обползала – и одно ведерко полное. Закинула его в рюкзак, достала оттуда пустое, побольше, и двинулась лесом к карьеру.

В лесу, надо сказать, не принято рядом со встреченным человеком шастать. Лес большой, даже если в одну сторону идешь, пересечься можно пару раз – и хватит. А за мной всю дорогу шлялась бабка – маленькая такая, в малиновом плащике – все время ее видно. Потом-то я сообразила, что она потеряться боялась, а у меня, видимо, вид уверенный, как медведица через любую чащу ломлюсь. Но надоела она мне, надо сказать, очень. Только у карьера пропала – то ли притомилась, то ли тары не припасла. А я, пока шла до карьера, второе ведро набрала – моховики, белые, красные. Обвязала пакетом пластиковым – и туда же, в рюкзак. Бабушка моя рассказывала, как она девчонкой в Сибири маслята собирала сначала в корзину, потом в рубаху, потом в подол, а после бросила все это, сбегала домой, отец ее, прадед мой, значит, запряг лошадь, и они маслят привезли – телегу. Однако мне в подол не собрать – где тот подол у штанов-то? Достала большой пластиковый прочный пакет, шуршащий такой, собираю в него. Присела за грибом на корточки – да на спину и завалилась. Там, за спиной-то, не только два ведра в рюкзаке, но и кое-какая солидная часть тела имеется. Валяюсь, как жук у Кафки, барахтаюсь, а перевернуться не могу. Кое-как на бок, потом на живот, потом на корточки, а с корточек в два приема вставала, хорошо, никто не видел. Дальше наклоняюсь уже осторожно, иду, беру белые, маслята, а моховики – только средненькие. Дохожу до полянки на самом краю карьера, где мне в обычные годы по два, по три белых доставалось. Тут подъезжает машина и с лесной дорожки то ли четыре, то ли пять человек идут прямо на меня. "Ой, а тут люди!" – говорят. – "Это я одна-то люди? Да тут передо мной восемь человек прошло", – говорю я, коварная. Они развернулись и в другую сторону поехали. А я ринулась к заветному местечку и набила свой пакет доверху. Как я назад шла – лучше не вспоминать. А о том, как я до трех ночи все это добро чистила, в духовку на решетку, обжигаясь, подкладывала – и вообще… Замариновать сразу и не мечтала, отварила в кипятке три минуты – и все, остальное завтра, завтра.

Надышалась на год вперед лесным духом. Приезжаю с дачи, сын меня обнимает, смеется: "От тебя грибами пахнет". Морозилка у меня забита грибами, банки маринованные стоят по всему дому, веревочки до сих пор над плитой досушиваются. Руки от грибов аж черные. Но я поеду и наберу еще волнушек, рыжиков, груздей. Вот.

Наталья ЛЕСНИЧЕНКО