Петербургские истории

В 1950 году, во время гастролей театра Моссовета в Ленинграде Фаину Георгиевну Раневскую поселили в великолепном номере "Европейской" с видом на площадь Искусств. Наслаждаясь роскошью и отличным обслуживанием, Раневская с удовольствием принимала своих ленинградских друзей, вела откровенные беседы, рассказывала новости и анекдоты. Но через неделю ее вдруг попросили переехать в другой номер.

Раневская возмутилась. Ранимая и обидчивая, она категорически отказалась переезжать: "Мне и здесь хорошо. Номеров у вас много, а Раневская – одна".

Тогда к ней в номер пришел главный администратор, пригласил Раневскую в ванную и включил воду. И объяснил удивленно следящей за его манипуляциями актрисе, что на днях ожидается прибытие одного важного лица, а номер, который занимает Раневская, – единственный, оборудованный прослушивающими устройствами.

После этого великая актриса моментально и без разговоров переехала. Новый номер был так же хорош, но нормально в нем жить Раневская не смогла. Она не спала ночью, перебирая в памяти все разговоры, которые вела в прежнем номере, и размышляя, чем теперь все это закончится.

Иван Алексеевич Алексеев, сенатор и член Государственного совета, принадлежал к редкой и немногочисленной породе отечественных государственных деятелей: он был честен и думал о благе государства.

Иван Алексеевич происходил из солдатских детей и двенадцати лет начал свою службу – писарем. Через три года его заметил Репнин, тогда еще – генерал-поручик, и взял в свою канцелярию. Карьера Алексеева пошла вверх. По долгу службы Алексееву приходилось инспектировать чиновников в провинции. В 1799 году он сделал ревизию присутственных мест Новороссийской губернии. За обнаруженное лихоимство все высшие чины губернии были уволены. Прошел год, и Алексеева командировали туда снова. В мистическом ужасе Иван Алексеевич писал в докладе, что столкнулся с явлением необъяснимым: ВСЕ уволенные в прошлом году чиновники оказались на прежних местах...

Алексей Максимович Горький, живший в первые послереволюционные годы в Петрограде, много сделал для спасения питерской интеллигенции. По его инициативе было организовано издательство "Всемирная литература", дававшее работу талантливым поэтам и писателям, открыты "Дом ученых" и "Дом искусств". К Горькому обращались с просьбой защитить арестованных и репрессированных. Он писал письма Ленину, ездил в Москву, заступался. Однажды Горький пожаловался Ленину, что в Петрограде ЧК арестовывает интеллигентов, которые до революции помогали большевикам, скрывали их от царских жандармов.

Владимир Ильич лукаво усмехнулся и ответил, что таких идеалистов и либералов следует арестовывать именно потому, что они "добрые люди", всегда сочувствующие тем, кого преследуют. Раньше они спасали большевиков от царской охранки, теперь будут спасать контрреволюционеров от большевиков. "А нам надо активных контрреволюционеров ловить и обезвреживать", – как всегда ясно и доходчиво объяснил вождь мирового пролетариата.

Часовщик Фази был придворным мастером Екатерины II и пользовался особенным расположением светлейшего князя Григория Александровича Потемкина. Потемкин как-то занял у часовщика огромную сумму – 14 тысяч рублей и несколько лет не отдавал долга. Однажды Екатерина позвала своего любимого часового мастера на обед в честь Потемкина, уезжавшего на юг, в действующую армию. И Фази решил воспользоваться случаем. Он написал письмо светлейшему, в котором напомнил ему о долге, положил пакет на столовый прибор князя, а сам сел по другую сторону стола. Екатерина заметила пакет, и велела Потемкину вскрыть его. Быстро прочтя письмо, Потемкин бросил грозный многозначительный взгляд на часового мастера. Любопытство императрицы было возбуждено, ей не терпелось узнать содержание письма. Когда же ей рассказали о долге, она долго смеялась такому способу получения своих денег. В тот же день долг был возвращен, а расположение всесильного фаворита – утрачено. Раздосадованный Потемкин не удержался от мелкой мести – вся сумма была выплачена медными грошами, заполнившими целых две комнаты.

26 июня 1941 года Финляндия вступила в войну против Советского Союза. Наступление германских и финских войск на Ленинград привело к начавшейся 8 сентября блокаде города. И немецкие, и финские политики планировали захватить Ленинград до конца 41 года. Судьба города считалась решенной.

Прибывшие в Финляндию германские эмиссары на одном из заседаний Государственного совета обсуждали проект полного разрушения Ленинграда. Маршал Карл Густав Маннергейм, бывший генерал русской армии, георгиевский кавалер и подлинный петербуржец (его квартира была на углу Конюшенной площади и Большой Конюшенной улицы), рассеяно смотрел в окно. Когда наступила пауза, дальновидный маршал отчетливо произнес: "Разрушить, конечно, можно... Только ведь они его снова построят"

В 1852 году на Госпитальной улице в Царском селе по проекту архитектора Н.И. Никитина был построен госпиталь дворцового ведомства (сейчас там размещается городская больница имени Н.А. Семашко). При нем была сооружена домовая церковь и богадельня. Госпиталь в то время был единственным в городе лечебным учреждением и обслуживал не только дворцовое ведомство, но и всех нуждающихся больных, заразных – бесплатно, а не заразных – за плату. Расположенный поблизости от царской резиденции, госпиталь пользовался особым покровительством царской фамилии. Говорят, что когда строительство госпиталя только закончилось, его посетил император Николай I. Он с пристрастием осмотрел больничное сооружение, и чем дольше длился осмотр, тем больше хвалил архитектора. Тот уже начал помышлять о чинах и наградах, как вдруг при входе в богадельню могучий император не пригнулся и стукнулся лбом о низкую притолоку. Николай разгневался, прекратил осмотр и уехал, а несчастного архитектора за "неправильную дверь" отправили на гауптвахту.