ЦАРСКАЯ ОХОТА


Кроме безусловно добрых дел во славу Отечества Алексей Михайлович был известен и как завзятый охотник. Охоту, особенно соколиную, он досконально знал, относился к ней трепетно, для царя это был особый мир, чарующая прелесть которого состояла в том, что с первыми звуками охотничьего рожка кровь и мысли приходили в особое движение, и забывалось уже, что ты царь и что по протоколу вроде бы и не должен вырывать своего стремянного из медвежьих объятий, а наоборот, тот обязан оберегать твою царскую особу... Любил Алексей Михайлович охоту, любил и отдавался ей безраздельно.

Однако поэзию и вольную потеху отъезжих полей понимали и принимали далеко не все наши правители. Спокойный и склонный к созерцанию Ярослав Мудрый, чем переть с рогатиной на медведя, предпочитал посидеть у тихой речушки "с удицей". Петр Великий, в отличие от своего августейшего отца Алексея Михайловича, вообще считал охоту пустой и недостойной забавой. Ни малейшей склонности не испытывал к охоте и Павел I. Правда, однажды довелось ему таки подстрелить дичь. В ознаменование этого события на месте падения несчастной птицы, близ Гатчины, услужливые (или, может быть, дерзкие?) современники воздвигли обелиск. Ни разу не охотился, во всяком случае в пределах Российской империи, и Александр I, хотя слыл очень неплохим стрелком.


Зато как охотились другие!

Императрица Анна Иоанновна со своим дружком Бироном "для особливого своего удовольствия" укладывала, как свидетельствуют учетные ведомости, несметное количество всякой живности. Любила устраивать облавы, мастерски била из ружья влёт, гонялась с псами за оленями. Но особое удовольствие ей доставляла травля зверей. В последние годы жизни она и пообедать уже как следует не могла, предварительно не полюбовавшись этим изысканным зрелищем, которое устраивали для нее тут же, во внутреннем дворе Зимнего дворца.

Но куда было Анне Иоанновне с ее сомнительными наклонностями до Ивана Васильевича Грозного! Тот тоже любил травлю. Только в периоды особенного буйства своего частенько путал объекты этой травли. Выйдет, бывало, на крыльцо, а внизу народец какой-то подозрительный копошится. Он и спустит на них двух-трех медведей. И внимательно созерцает, как те увечат его подданных. А раз зашил опального архиепископа Новгородского Леонида в медвежью шкуру и натравил на него свору псов. При этом испытывал такие сильные ощущения, что, по выражению ошалевшего от такой картины иностранца, "не знал на какую и ногу стать".

Но это, как говорится, клинические случаи. На самом деле далеко не кровожадность была главной составляющей придворной охоты. Это был своего рода праздник души, который могли себе позволить и позволяли царствующие особы, когда отдыхали от дел государственных. И как всякий праздник, охота обставлялась со всем блеском и великолепием. В поход выходили под грохот пушек, пели валторны, гремели барабаны, все были нарядны и веселы. Императрица Елизавета Петровна, в молодости очень красивая женщина, использовала эти выезды как повод лишний раз продемонстрировать свою привлекательность. В мужском охотничьем платье, особенно подчеркивающем ее стройную фигуру, с роскошной копной каштановых волос, она производила, конечно, сильное впечатление. Екатерина Великая любила в охоте другое. Раздолье чистого поля, резвая лошадь под седлом, обжигающий ветер погони, взмывающие и камнем падающие на свою жертву ловчие соколы и кречеты, а рядом в бешеной скачке другие соколы – верные братья Орловы... Разве может не замереть от восторга сердце женщины? Даже великой.


Охотничьи пристрастия наших августейших особ напрямую зависели от их человеческого темперамента. Решительный и неутомимый Владимир Мономах, опробовав себя во всех видах охоты, намеренно искал в этом мероприятии моменты, наиболее сопряженные с риском для жизни. Николай I, напротив, благоразумно обходил опасности, предпочитая палить по безобидным вальдшнепам и фазанам. Экзотический вид охоты завел у себя при дворе Петр III. Он выписал из Италии егеря с собаками, специально натасканными на разыскание земляных грибов – трюфелей. Обстоятельный и мужественный по своей натуре, Александр II любил ходить на медведя. Служба безопасности, конечно, зорко следила за тем, чтобы не дай Бог чего не случилось с помазанником Божьим, но на охоте за всем не уследишь. Однажды Александр II стрелял по медведю, но наповал не уложил, а только ранил зверя. Тот пошел на него. И не окажись рядом унтер-егермейстер Иванов со своим метким выстрелом да стремянный Никонов с крепкой рогатиной, неизвестно, чем бы все и закончилось.


Ну а как относились к наездам царской охоты жители деревень, располагавшихся рядом с императорскими охотничьими угодьями? Очень положительно. Во-первых, потому что мосты и дороги на этой территории всегда содержались в образцовом, понятное дело, состоянии. Да и потом, присутствие рядом царя-батюшки... Когда стихали ружейные выстрелы, крестьяне любили захаживать на лесной лужок, где располагался на привале император со свитой. Приходили со своими гостинцами к царскому столу. Кто крынку молока принесет, кто медовые соты... А вместе с гостинцем можно было и просьбишку какую ввернуть. Крестьян не прогоняли, относились к ним приветливо, а к просьбам с пониманием, особливо если охота бывала удачной, с богатыми трофеями.

А трофеям охотники царствующие радовались так же, как и охотники рядовые. Ну а если выходила неудача, если без добычи доводилось возвращаться в палаты? Досадно, конечно. Да и заряды в ружьях оставались. Царь Михаил Федорович, отец уже известного нам августейшего соколятника Алексея Михайловича, в таких случаях свою досаду и пороховые заряды устранял довольно оригинальным способом. Он подбрасывал и расстреливал в клочья головные уборы всех ответственных за неудачную охоту лиц. Под одобрительный хохот в воздух летели и бархатные шапки бояр, и простые треухи ловчих и стремянных. Владельцы шапок при этом особо не роптали, компенсация за порчу головных уборов выплачивалась тут же, и она была поистине царской. Потеха, она и есть потеха, пусть даже государева.

Однако неверно было бы думать, что охота при царствующих или великокняжеских дворах была лишь одним из подразделений обширной индустрии развлечений. Во все времена, даже если первое лицо в государстве "терпеть ненавидело" брать в руки ружье, придворная охота являлась важнейшим инструментарием в работе внешнеполитического ведомства. Богатейшие охотничьи угодья, удивительная природа привлекали на русскую землю августейших охотников со всего мира. На охоту с русскими монархами выезжали и короли, и королевичи, принцы и кронпринцы, шахи и ханы, послы и посланники. Собиралась, как бы сейчас сказали, знатная политическая тусовка. А в неформальной обстановке, в лесу, на пеньке (стульев на привалах не полагалось), под шашлычок да под горячий чаек можно было решать вопросы куда с большей эффективностью, чем за столом официальных переговоров. А знаменитые русские меха, чистопородные гончие и борзые, непревзойденные ловчие соколы и кречеты... От таких подарков спесь и гордыня иностранцев отходили куда-то в сторону, уступая место политике доброй (или задобренной) воли. Вот почему из десятилетия в десятилетие укрупнялось и совершенствовалось придворное охотничье хозяйство, создавались заповедники, зверинцы, всевозможные птичьи дворы. На содержание этого хозяйства выделялись из бюджета немалые средства. А лица, возглавляющие императорскую охоту, или как их тогда называли, оберегермейстеры, пользовались при дворе особым почетом и уважением. Это были не безликие чиновники. Это были личности! Граф Алексей Григорьевич Разумовский, из деревенского подпаска вознесшийся до звания генерал-фельдмаршала, Артемий Петрович Волынский, кабинет-министр двора, бросивший дерзкий вызов самому Бирону и сложивший за это буйную голову на плахе. Своим особым аллюром проносилась по судьбам людей царская охота.


Угасает над Петербургом зимний день. Смолкает городской шум, пустеют улицы. Дремотность окутывает уставшую столицу. Но вот взлетает вдруг на невскую набережную птица-тройка и мчит мимо заснеженных чугунных решеток прямо к Зимнему. Император, высокий и статный, выскочив из саней, бросает на ходу медвежью полсть, и через минуту он уже средь шумного придворного бала. С улыбками слушают гости своего государя, его лихую, но вполне достоверную байку о том, как несколько часов назад, блуждая по лесным сугробам, он вышел было уже на медведя, но вместо зверя вывалился из-за куста прямо ему под ноги мужик, держа на голове челобитную. "И что же ваше величество?" "Пришлось уважить", – улыбнулся Александр II, под веселые возгласы и здравицы заканчивая свой рассказ.

Вот такая она была – царская охота.


Владимир ВЕРБИЦКИЙ



 Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru