Дед Мороз продинамил

Алиса Завьялова

Подвалы тёмные не требуют дань
И в городе этом – выбираем посуше.
Подвиньтесь, крысы, – мы пришли не спать!
Мы пришли сюда жить – петь, а не слушать.
Эдуард Белов,
рок-группа "Диво"

Вечером 28 декабря весь город дышит предстоящим праздником. В витринах мигают разноцветные гирлянды, у метро, распространяя запах хвои, красуются ёлки. Да что рассказывать? Вы и сами всё это видели.

Румяные горожане спешат за подарками и в гости – поздравить друзей заранее, потому что Новый год – семейный праздник, и встречать его нужно дома.

Я же решила отправиться в гости к тем, у кого нет ни дома, ни семьи.

Когда мы вошли в парадную, мой провожатый свернул не направо, к лифту, а в узкий проход, под лестницу, ведущую в подвал.

Андрей широко улыбнулся беззубой улыбкой: "Заткните, пожалуйста, уши!"

– Зачем?

– У нас стук условный – никто не должен знать.

Я подчинилась. Зашитая ржавой жестью дверь глухо отчеканила – тук-тук-тудудук.

Это позывные "Зенита". Да, конспирация у ребят подкачала... Я знаю больше десятка подвалов, чердаков, брошенных квартир в расселённых домах и даже одно бомбоубежище – везде одно и то же: позывные "Зенита" и страшный секрет.

Открывает Аришка, худая, но чистенькая, на вид лет пятнадцати. Мы с ней уже знакомы – в прошлом году она украла на Большой Пушкарской автомагнитолу из старенькой девятки и по случайности на блошином рынке предложила её хозяину той самой вскрытой машины. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сейчас она без улыбки пропускает меня вперёд. Краем глаза замечаю, что засовом у них служит дворничья метла. Передо мной подвальное помещение – метров двадцать пять, с низким потолком. У стен три пружинных матраца. Трубы кое-где накрыты одеялами. Посредине стол, а в углу, у забитого фанерой окна, – ёлка, украшенная мандаринами, конфетами и мишурой. У стола братья Кислый и Кефир, они самые младшие, не больше восьми лет.

– Тётя! Вы что, "Ментов" не смотрите?

– Нет – а что?

– Там самый младший мент, когда к маленьким в подвал приходит, сразу всем сигарет даёт.

У Кислого очаровательная манера пшекать, как у поляков. Достаю пачку – ничего не поделать, всё равно они курят. Десять лет назад, когда открывался первый в Петербурге приют "Синяя ворона", между организаторами шли бурные дебаты. Педагогично или нет выдавать сигареты курящим детям? Решили, что нет, и, как следствие, – вспышка инфекционных заболеваний. Стали разбираться, в чём дело. Оказалось, ребята собирают окурки. С тех пор некоторые социальные работники взяли себе за правило сигаретами угощать, но ни в коем случае не курить вместе с детьми.

– Как Новый год собираетесь справлять?

– Нормально, ёлка есть.

– Откуда?

– Андрей на ёлочном базаре помогал, ему дали.

Андрей хитро щурится. Вряд ли так оно всё и было, но я молчу.

– А подарки?

– Подарки нам во "Врачах Мира" знаете какие дали?! Бережём до тридцать первого.

Аришка с гордостью достаёт из под ёлки мешочки и показывает расчёски, шоколадки, сок, ещё какие-то сладости.

– Мы там здорово повеселились, – говорит Андрей.

– Как?

– Нормально. Конкурсы всякие. Шрека смотрели – это как один прикольный людоед жену себе искал.

– Ну как, нашёл?

– Нашёл, и осла в придачу.

– А конкурсы какие?

– А такие!

Кефир показал на конфеты и мандарины, развешанные на ёлке.

– Там верёвочки, на них всё это развешано. Дали ножницы, психолог мне глаза завязала и стриги, пожалуйста, что настрижёшь – твоё. Я подглядывал, конечно. Там много наших было, с Пионерской тусовки, с Просвещения. Аришке стрижку праздничную сделали. И взрослые там не занудные, по пустякам не пристают. Ну, конечно, и вещей тёплых дали.

– А о чём бы вы попросили Деда Мороза в Новый год?

Кислый серьёзно посмотрел на меня.

– Чтоб амнистия и маму отпустили, а ещё "тетрис" или "денди".

– Зачем тебе "денди", если нет телевизора?

– Если мама выйдет – будет.

– А почему вы не хотите в приют – там ведь тепло и кормят лучше?

– Не, мы хотим все вместе, а Кефир с Кислым за детским домом числятся – их сразу туда. Аришка на учёте стоит – её могут и на малолетку отправить, ну а я...

Андрей грустно улыбнулся. Я не стала расспрашивать.

– А домой? Никто из вас даже не зайдёт к родным в честь праздника?

– Какой там дом – у братьев мама сидит. Если в квартиру покажутся – добрые соседи сразу инспекторам звонят. У Аришки отчим руки распускает и пристаёт, а матери дела нет.

– А ты?

– Я? Я с шести лет по приютам. Был отец, да весь вышел.

– Ну а дальше что? Как учиться будете? Не всю же жизнь здесь жить.

– Я на будущий год работать пойду, на слесаря выучусь – они сейчас везде нужны. Я даже в путягу с социальными работниками ходил – сказали, возьмут.

– Аришка – а ты?

– Я в вечёрку пойду, а потом на парикмахера хочу выучиться. Ну, а братцам главное мать дождаться, она прав не лишена, так что у них вся школа впереди. А ещё мы пойдём учиться в "Упсала"-цирк.

– Это что такое?

– На Красного Курсанта, учиться трюкам всяким. На одноколёсных велосипедах кататься, на ходулях ходить и жонглировать там бесплатно учат, и даже если ты на улице живёшь – это ничего. Двадцать девятого пойдём посмотрим, они у Горьковской представление будут давать.

– Может быть, вам какие-нибудь социальные службы помогают?

– Помогают, вот хотя бы Новый Год – в социальную гостиницу хотели сходить, но там Дед Мороз продинамил.

– ?

– А так, не пришёл, и всё! Ещё на Расстанную, 19, поедем.

– А что там находится?

– Это Центр "Радуга – Надежда". Мы его просто "Центр" называем. Помогают они – может быть, билеты дадут в "Юбилейный" или в Ледовый дворец на лазерное шоу. В прошлом году я ходил – красиво.

– Андрей, скажи мне честно, а вы тусуетесь где-нибудь?

– Нет, стрёмно, ездили раньше на Пионерскую, на Просвет...

– Просвет – это что такое?

– Просвещения, метро. Ездили раньше, да только делать там нечего – один криминал.

– Что ты имеешь в виду?

– Наркоманов много, полоскальщиц. Да и "гоп-стоп" тоже в моде.

– Много наркоманов?

– Все.

– Ну этого уж не может быть.

– Многие, конечно, – вмешалась Аришка, – кто не героинщик – тот "токсик".

– Токсик – это что, токсикоманы, которые "Моментом" дышат?

– Не, "Момент" устарел давно. Неудобно, потому что заметно.

– Почему заметно?

– А очень просто. Если видите на улице пацана, один рукав болтается, а рот иногда прячет в воротник. Значит, у него там, под курткой, мешочек с клеем. Ну да и по запаху отличить просто. Менты – те отлично понимают. Если поймают – весь тюбик на голову выдавливают. Потом налысо приходится бриться. Парню ещё ничего, а девчонке?

– А что же теперь вместо "Момента"?

– "Карат". Берётся газетка, сворачивается в трубочку, а в неё вкладывается тряпочка, пропитанная этим самым "Каратом". Идут, поднесут рулончик ко рту, подышат, и дальше. А со стороны – как будто просто с газеткой идёшь по своим делам. Единственное, как их можно отличить, – если у кого на одежде много чёрных пятен видно – значит, дышит. Ну и руки, конечно, чёрные.

– А вы дышите?

– Нет, я лично тупеть не собираюсь. От этого мозги знаете как склеиваются? К тому же это всё денег стоит.

– А ребята эти, на тусовках, деньги где берут?

– Я же говорю – "гоп-стоп" или сумку у какой-нибудь старушки вырвать. Это, конечно, старшие. А те, кто помладше, – по ночам на дорогах рты полощут. И девчонки, и парни.

– Ничего не понимаю в твоём жаргоне. Что делают, машины что ли моют?

Андрей засмеялся.

– Нет, машины некоторые тоже, конечно, моют. А это другое, это секс такой... На дорогах... Расчёска называется. Не понимаете?

– Нет, не понимаю.

– Ну и ладно... – он по-взрослому махнул рукой – мол, рано тебе такое объяснять, вырастешь – узнаешь.

– А сколько тебе лет, Андрей?

– Четырнадцать.

– Четырнадцать-четырнадцать, а закончил всего два класса, – засмеялся Кефир

– А вы ведь тоже деньги как-то зарабатываете?

– Не, мы таким ничем не занимаемся. Попрошайничали в прошлом – это было. Бутылки собираем, в цветочные ларьки воду носим. Канистру принёс – червонец. А ещё с карточками можно зарабатывать – сказал Кефир и, доставая из кармана, показал целый веер разных телефонных карточек.

– Как же с ними зарабатывать?

– Ну, например, появились у тебя деньги. Дал кто-нибудь или взял у кого-нибудь. Идёшь, покупаешь такую карточку. Подходят, кому позвонить нужно. Три рубля минута. Так понемногу и набирается. Главное – сразу следующую карточку купить, пока все деньги не спустил.

– А как вы тратите эти деньги?

Все они засмеялись.

– Это не трудно. Сладости, еду покупаем. Малые хотели передачку матери сделать – но не вышло. Без документов нельзя. И на свидание тоже до шестнадцати лет не пускают. Даже со взрослыми.

Я смотрела на их бледные, беззастенчивые лица, в их не по-детски усталые глаза, и жутко мне становилось оттого, что не вяжутся эти щуплые фигурки с их рассказами и окружающей обстановкой.

Когда прощалась, Андрей попросил:

– Если придёте ещё – нам нужны перчатки и зажигалки!

С тяжелым сердцем я поднялась в грязную парадную. Стены были украшены надписями и рисунками.

Сколько же среди нас таких забытых и брошенных ребят... Статистика говорит, что официально зарегистрированных бездомных детей по городу несколько тысяч, на самом деле – намного больше. А ведь сколько ещё безнадзорных!

У Достоевского есть рассказ "Мальчик у Христа на ёлке" – бездомный малыш насмерть замерзает в Рождественскую ночь. Прошло 125 лет. Сегодняшние уличные ребята не похожи на героя Достоевского, они улыбаются в беде, грубят нам, воруют, и... выживают. Но главное осталось без изменений: аксиома "сытые, ухоженные дети – признак цивилизованного общества" – звучит в нашей стране, как насмешка.

Санкт-Петербург