Уличная вольница. Что ждет ее?

Евгения Дылева

Четыре федеральных министерства заняты беспризорниками. Столичные и региональные чиновники пишут сотни программ на эту тему. Но пока что общество не знает даже размеров нашего национального бедствия: бездомных детей в России никак не могут сосчитать. По разным оценкам, в стране их от одного миллиона до пяти. Примерно столько же, как население всей Финляндии. Или Македонии вместе со Словенией.

На первом посленовогоднем совещании Владимир Путин потребовал от правительства незамедлительных мер по борьбе с этим социальным злом. Уточнил, что начинать надо с проблем семьи. Премьеру Касьянову поручено подготовить предложения по борьбе с детской безнадзорностью и беспризорностью.

Понятно, что ситуация, в которой существует семья, неизбежно отражается на детях. Именно семейное неблагополучие – наиболее частая причина ухода детей из дома. Что ж тогда удивляться, что даже при известном снижении рождаемости в стране социальных сирот, т.е. детей, при живых биологических родителях живущих вне родного дома, у нас сегодня больше, чем в первые послевоенные годы. Причем, если верить данным Генпрокуратуры, примерно 300 тысяч детей считаются без вести пропавшими. "Если даже предположить маловероятное, что все они живы и просто ведут вольный образ жизни – бомжуют, промышляют попрошайничеством и воровством, то стать взрослыми у них все равно мало шансов, – считает директор петербургского городского Центра "Семья" Виктор Лапан. – Слишком высок риск, которому подвергаются такие дети".

Институт социально-экономических проблем РАН в минувшем году проводил исследование в разных регионах России и выяснил, что маленькие "клошары" чуть ли не поголовно... вооружены! Нет, не автоматами Калашникова, конечно, и все-таки... Алкоголь и наркотики – их постоянные спутники. В самом деле, может ли такая жизнь быть долгой?!

Санька. Этот питерский бродяжка самым светлым воспоминанием в своей жизни считает теплый трамвай, в котором в лютый мороз возил "босяков" по городу добрая душа – Михеич. Возил просто так, "в никуда", когда кончалась дневная смена. Пока колеса стучали по рельсам, Санька был спокоен и думал о том, что и такой дом хорош – на колесах.

Но неизбежной была последняя остановка и беззлобный окрик вагоновожатого: "Вылезай, голытьба..." А после – привычный холод у станции метро с устаревшим названием "Пионерская". Если Саньку ловит милиция, он обычно твердит: "Я – ничейный". И, как правило, таких, как он, теперь ловят и отпускают, ловят и отпускают снова. Краем уха Санька слышал, что в городских приютах нет мест.

Когда его спрашивают, есть ли мамка, отвечает, что есть, хотя всякий раз хочется признаться, что нет никого. Мать пьянствует, неделями где-то шастает, и не дай Бог попасться ей под горячую руку.

Петербург и тот небольшой городок, где еще недавно жила Александра, разделяет несколько тысяч километров. В один из теплых вечеров (было это минувшим летом) Саша познакомилась с парнем лет двадцати, даже имени его не запомнила. Прежде она его никогда не встречала. Он предложил выпить пива, она согласилась: "Хорошо, только сначала предупрежу бабушку".

Александра. Она действительно забежала домой (новый знакомый ждал ее возле дома в беседке), сказала старушке, что скоро вернется. И не вернулась...

"Помню только, что купила себе две пачки "Петра", а парень – три пластиковых стакана с пивом, – рассказывает Александра. – Один протянул мне, второй поставил на землю, рядышком со скамейкой, третий оставался у него в руках. Я выпила. Дальше ничего не помню... Очнулась в каком-то мрачном доме, не поняла, где нахожусь. В течение нескольких суток ко мне приходил такой же мрачный человек. Приносил картошку на засаленной сковородке, грязный нож и серую соль в солонке. Когда спросила его, где нахожусь, злобно процедил: "Какая тебе разница?" Приставал ко мне, лез грязными ручищами. Примерно к концу вторых суток из приглушенного разговора, в котором прозвучало слово "передержка", я поняла, что держат меня здесь временно. Дождалась ночи. Подергала рамы – они были плотно закрыты. И все равно решила бежать. Будь что будет. Разбила стекло, выскочила и, даже не обернувшись на дом, что было сил побежала. Бросилась к шоссе, встала посередине, попыталась тормознуть машину.

В тот раз повезло. Первый же водитель остановил машину. Говорю: надо срочно в милицию. Он взял. В салоне, отдышавшись немного, спросила: а где я нахожусь? Мужчина сказал, что во Всеволожске, пригороде Петербурга. Тогда я подумала, что это мне сон такой снится. Потом в дежурке, слушая меня, милиционеры качали головами. Не верили, что говорю правду. Утром они нашли подобравшего меня водителя. Он показал место, где я его тормознула. Я попыталась отыскать дом, откуда убежала, но найти не смогла: тогда ж была ночь, и я не видела его снаружи. Пришла инспектор по делам несовершеннолетних, сердилась, что не могу точно опознать свою тюрьму. А что я могла сделать? Потом меня отправили в приют. Первые ночи не могла уснуть, плакала. Потом немного привыкла. Часто вспоминаю дом. Там, конечно, трудно. Родители пьют. Много раз я от них убегала к бабушке. Даже в мороз в чем была, как-то раз даже босиком. Но родные все равно остаются родными. Мама недавно письмо прислала. Если хотите, можете прочитать". – Саша протянула листок.

"Здравствуй, дорогая наша доченька! Когда нам сообщили, где ты нашлась, мы были в шоке. Но одна была мысль, что ты жива. Мы кинулись искать деньги, но никто нам не занял, да и под что занимать, если мы нигде не работаем. Мы даже ходили в ломбард, хотели заложить дом, но там дома в залог не берут. Я хотела, если найду деньги, ехать за тобой сама. Но ничего не получилось, так что извини нас...

Папа устроился на работу в завод, в рамный цех. Отработал три недели и пришлось уволиться, больная нога не позволяет работать. И меня гинеколог забраковала сразу. Теперь даже не знаю, что делать, наверно, придется лечь на операцию. Картошку выкопали с Божьей помощью. Баба до сих пор себя плохо чувствует. Боялись, что ее потеряем. После того, как ты исчезла, она слегла... Извини за почерк. Плохо вижу, даже в очках..."

Сотрудники приюта – малоохтинского Дома трудолюбия – помогли Саше. После трехмесячного курса реабилитации нашли деньги, чтобы отправить девочку домой. Уже получили от нее первое письмо – благодарит, очень радуется, что все обошлось.

Нина. "Помогите на операцию сыну", – нараспев повторяет одетая в рубище худосочная женщина, переходя из вагона в вагон метро. Канючит, волоча за собой малютку с головкой, примерно наполовину покрытой редкими волосами, а с другой стороны обезображенной ожогом. Кто-то брезгливо отворачивается, а иные лезут в карман за мелочишкой.

Правда о том, что случилось с малышкой, известна Нине, которую принуждают работать на той же Кировско-Выборгской линии питерского метро. А Нина эта катает на инвалидной коляске мужа одной нищенки – безрукого и безногого инвалида. Ей известно, что это семейство, точно так же, как и сама Нина, но только намного раньше, оказалось в плену, а может, точнее сказать в рабстве у мафиозного разномастного табора, заманивающего людей обещаниями легкого заработка. Среди жертв, у которых "хозяева" вместе с документами (если таковые вообще имелись) отняли право на собственную, неподневольную жизнь, немало выходцев из бывших республик развалившегося Союза. Вот и Нине очень уж хотелось убежать от своей несладкой жизни в одной из стран СНГ, и она легко поддалась на обман.

Что же известно Нине про обожженную девочку? Пострадала она не от несчастного случая, а операцию, на которую мать просит деньги, никто и никогда не сделает и делать не собирается. Четырехлетняя малышка – только средство наживы. Когда мать отказалась таскать ее, еще здоровенькую, по вагонам, трехлетней девочке ... вылили на головку кипяток из чайника. Скорее всего, для острастки непокорных родителей...

Помня об этом, Нина, находясь в кабале, не решалась и на малейшее своеволие. Но все равно не раз бывала бита. Однажды, например, за то, что ушла "в самоволку": поднялась по эскалатору, оставив вверенного ей инвалида, сходила в платный туалет и потратила еще пять рублей, чтобы вернуться на "рабочее место"... Сама себе постоянно задавала вопрос: как могла она влипнуть в эту жуткую историю? Но достаточно выслушать ее рассказ о себе, чтобы понять: проще простого.

"Мне было два года, когда на глазах у детей – моим старшим братьям тогда было 5, 11 и 13 лет – отец до смерти избил мать. Вечером после побоев она была еще жива, а на следующее утро не проснулась. Вскоре отца тоже не стало: его отравила сожительница. Когда было шесть лет, старшая сестра мамы взяла меня из детского дома к себе. А когда исполнилось тринадцать, меня выдали замуж. Мой 17-летний муж пил и гулял, братья его избили, и он бежал в город К. Оттуда прислал письмо: "Живи как хочешь. Ты мне ничем не обязана".

Этим летом его братья уговорили меня поехать в Москву, будто бы поработать на рынке. Сказали, что люди, которые повезут, обещают большие заработки. Ехала в поезде с чужим документом. Вышла покурить в тамбур и спросила у стоящего там человека: "Скоро будет Москва?" Он засмеялся и сказал: "Скоро. Но только мы едем в Петербург".

Когда сошла с поезда, чужой документ у меня отобрали. Потом привезли на какую-то дачу (позже узнала, что нахожусь недалеко от Питера, между Песочным и Парголово). Примерно месяц меня "готовили" к работе. Постоянно избивали, бывало, даже до крови. За что – непонятно. Кормили сначала сносно, а когда начала работать, только два раза в день: утром и вечером. Из начинающих был еще молодой парень, не то цыган, не то молдаванин.

Мне повезло: отработала только три дня. На станции метро "Выборгская" нас задержал милиционер. Рассказала ему о себе. Он забрал заработанные в этот день деньги и сказал: "Это тебе на дорогу домой, если, конечно, хочешь туда вернуться. Завтра я тебя от этих злодеев заберу". Вечером за то, что не принесли деньги, избили. Били сильно: руками и ногами. Назавтра – снова работать. Милиционер сдержал обещание: следующие три дня прожила в милиции, он звонил по приютам, искал, куда бы меня пристроить. Но меня, пятнадцатилетнюю, повсюду отказывались принимать без документов. Только один приют согласился. Пока жила там, успела полежать в больнице (Нине сделали операцию по поводу аппендицита. – Е. Д.). Милиционер, его зовут Дмитрий, меня навещал, приносил фрукты. Теперь в приют звонит, курить не разрешает. (Нина живет временно в приюте для девочек, подвергшихся насилию, на Малоохтинском, 51).

***

Человек ушел из дома и не вернулся. Такое, увы, случается повсеместно. Кого-то из современных "потеряшек" ищут и находят. Но в большинстве случаев, к несчастью, заявленные в розыск люди так и остаются пропавшими без вести...

Между тем исчезновение людей – проблема, решить которую не под силу только правоохранительным органам (тем более – конкретной семье!). Именно государство должно взять на себя заботу о создании единого центра с данными обо всех пропавших: где бы они ни происходили, кто бы ни был виновен в них. Но власти бездействуют. За годы реформ не принято ни одного решения, связанного с исчезновением людей. А ведь пропажа человека – нарушение всех его фундаментальных прав и свобод, независимо от того, где он исчез: в зоне военных действий или в пригородном лесу. Каждый имеет право на свободу и безопасность, право не подвергаться бесчеловечному и жестокому обращению. Право на жизнь, наконец.

Бюро по розыску граждан существует в России. Аналогичная служба действует и при обществе Международного Красного Креста. Люди пропадают по разным причинам. Как утверждают специалисты, в последние годы особенно часто терялись россияне в связи с военными конфликтами на территории страны, а также из-за смены места жительства в связи с распадом СССР и появлением новых государств. Безнадзорных детей (если только они не совершают каких-либо правонарушений) зачастую никто не ищет...

И петербургские беспризорники, и заезжие по-разному попадают в стан "ничейных" детей. И не случайно, считают петербургские исследователи безнадзорности, большинство ее жертв – из неблагополучных, так называемых асоциальных семей. Именно такие семьи, по мнению специалистов Городского Центра "Семья", служат фундаментом рабства для теневой экономики. То, что воспроизводство их выгодно теневой экономике, доказывает петербургская статистика.

Виктор Лапан, директор городского Центра "Семья", говорит:

"По приблизительным оценкам, которые основаны на данных ГУВД, в экономической деятельности, запрещенной действующим законодательством, и неформальной экономике, которая осуществляется на законных основаниях, но предполагает использование неквалифицированной рабочей силы с рабскими условиями труда, в Петербурге постоянно заняты более 15 тысяч человек.

Этой теневой экономике выгодно использование асоциальных семей. Поэтому посредники в торговле, риэлтеры, маклеры, сутенеры, коррумпированная часть госсектора и т. п. выявляют асоциальные семьи и затем "работают" с ними, вовлекая в конкретный вид деятельности. Этими дельцами практикуется изъятие паспорта, провокации с недостачей денег от выручки с последующим выбиванием долгов, спаивание, насилие.

Специалисты "Семьи" считают, что граница суммарного валового дохода от эксплуатации асоциальных семей как рабочей силы и перераспределения их имущества в свою пользу может достигать 30–60 млн. долларов в год (3–6% от бюджета Санкт-Петербурга). Доход с одной рабочей единицы: 3–4 тыс. долларов в год.

Работа "профессиональных" попрошаек в метрополитене (например, по схеме: девочка возит инвалида по вагонам) приносит за день 1200–1500 рублей. Увеличивается число безнадзорных детей.

Одним из вариантов борьбы со сложившейся, явно кризисной ситуацией специалисты центра "Семья" считают решение на государственном уровне об организацию особой альтернативной службы. Они разработали и готовы предложить законодателям программу, которая так и называется "Альтернативная служба". По их мнению, практика использования части призывников в работе с безнадзорными детьми в Петербурге могла бы оказаться чрезвычайно полезной. Специально обученные ребята, не слишком далеко ушедшие от маленьких петербургских "клошаров" по возрасту, в силах прекрасно справиться с задачей. Иными словами, необходим определенный алгоритм действий при четком взаимодействии ведомств, которые так или иначе заняты проблемами безнадзорных и беспризорных детей.