Художник Долинский.
Человек, избежавший расстрела

Мальчик по имени Лютик родился в товарном вагоне поезда особого назначения – на этапе. Запись об этом, перенесенная из метрики в паспорт, доставила ему впоследствии много неприятностей. Узники, приговоренные к казни, пересылались в этом поезде до места назначения – в лагерь смертников Долинское под Карагандой. Их, смертников, использовали на самых тяжелых работах – в угольных шахтах.

Фамилию Приходько – именно такая в его документах – он узнал, уже выйдя из детского возраста. Это фамилия его приемной матери Нины Онуфриевны. А Долинский – это псевдоним художника, взятый Люцианом по названию лагеря, где были расстреляны его отец и мать, этапированные сюда в 1939 году. Достоверных сведений о родителях он так и не смог получить и настоящей, по рождению, фамилии не знает. В лагере ему просто был присвоен порядковый номер.

Лагерные дети, если они не умирали до 14-летнего возраста, тоже становились рабами и должны были работать. Рожденный в лагере человек автоматически становился рабом. Лютик оказался в такой группе малолетних узников. Детей содержали в отдельном бараке, они не умели говорить, как животные в загоне, были предоставлены сами себе. Малыши общались друг с другом при помощи жестов, самостоятельно придумав условную систему знаков. Звуки, которые они издавали, были скорее похожи на вой. Старшие пытались как-то защитить младших, но делали это скорее инстинктивно, чем обдуманно.

Однажды надзирательница, как обычно, собиралась избить одного из малышей плеткой. Лютик не выдержал и вступился как умел – бросил мучительнице в глаза горсть песка. Она рассвирепела от этой неслыханной дерзости, вызвала конвой и отправила ко рву с приказом: "Расстрелять!" Мальчонке было всего лишь 8 лет. Он даже не иcпугался, – он просто устало ждал, когда все это закончится – голод, истязания, карцеры. Такая жизнь не стоила того, чтобы цепляться за нее.

Пока приговоренного вели к месту казни, кто-то успел сообщить о случившемся коменданту лагеря Вракову. В лагере работало сопротивление, некоторые из конвойных входили в число его борцов. Подъехала легковушка, из нее вышел офицер, взял приговоренного к казни на руки и посадил в машину. И Лютик у этого незнакомца впервые увидел улыбку. Это было в диковинку, он не сразу понял, что происходит. А потом начались разные чудеса: простыни на кровати, забота, ласка, очень вкусный белый камень – о том, что такое сахар, мальчик раньше не знал. Трудно было понять, зачем его гладят по голове.

Комендант, спасший мальчика, выписал фальшивый документ, в котором была изменена дата рождения. Привели женщину, работавшую в исправительном лагере фельдшером. Нину Онуфриевну Приходько оформили его опекуном. Приближалась амнистия, и борцы сопротивления старались освободить детей из лагеря и найти им приемных родителей.

Новая "мама" Лютика своеобразно понимала свои обязанности, и он часто сбегал от нее, вдоволь настоявшись голыми коленями на горохе. Эта женщина была, как оказалось, профессиональной осведомительницей, что и защитило мальчика в самое смутное время. Когда Люциан повзрослел и уехал из дома, приемная мама находила его всюду и писала на него доносы как на неблагонадежного. Просто так, по привычке.

В 1950 году Нину Онуфриевну вместе с приемным сыном перевели на новое место ссылки, в Сталинабад (Душанбе). Мальчик плохо слышал и все еще не умел говорить. Чуть-чуть научился по-таджикски, но совсем плохо, дичился, из школы убегал в горы. Там, уверенный, что его никто не слышит, пел. Директор школы и учительница литературы терпеливо и упорно учили его читать и писать. Он читал с удовольствием, переписывал в тетради целые книги, но говорить все-таки не мог. Речевой барьер был почти непреодолимым, и учителя решили, что мальчик останется немым навсегда. Он очень старался, переписывал одну за другой пьесы Шекспира, рассказы о Пржевальском, но так и не мог научиться связно выражать свои мыс ли. В свое время люди, входившие в лагерное сопротивление, научили мальчика рисовать. Это и стало основным способом его самовыражения.

Вначале неохотно, потом все с большим и большим интересом учился Лютик изобразительному искусству. Один из местных жителей, каменотес, обучил его своему ремеслу – обтачивать большие камни для мельничных жерновов. Упрямому и нелюдимому ребенку пришлась по душе работа с камнем, таким же твердым и неподатливым, как и сам юный скульптор.

Впоследствии школа, организованная ссыльными художниками, получила официальный статус училища. Учили в ней серьезно, основательно, способ восприятия натуры и творческая манера, полученная в стенах этого учебного заведения, немного резковатая, не приемлющая идеализации и украшательства, осталась у Люциана Долинского навсегда.

Закончив училище, молчаливый художник поехал в Ленинград, чтобы получить высшее образование. Поступил в Педагогический институт им. Герцена, поселился в общежитии. Его слепой сосед часто просил читать вслух. Он был очень чуток к речи, объяснял, исправлял ошибки и оговорки. Практика языкового развития оказалась для художника очень долгой.

Перенесенные в 1965 году несколько тяжелых операций не восстановили слух, в дальнейшем пришлось пользоваться слуховым аппаратом. По состоянию здоровья он оставил учебу и вместе с женой и маленьким ребенком уехал в Туву. В городе Кызыл организовал художественную школу, стал учить детей изобразительному искусству. Пришлось дополнительно ставить артикуляцию, чтобы дети понимали своего учителя. Вдруг оказалось, что картины Люциана Долинского не соответствуют общепринятым соцреалистическим канонам. Не та интерпретация общественной жизни оказалась в его холстах: не было в них восхваления коммунистического труда. Преподавать запретили.

После первой своей неудачи Люциан вернулся в Ленинград. С удовольствием ходил в Публичную библиотеку, много читал. Через некоторое время его вызвала заведующая отделом пропаганды Обкома и доброжелательно спросила, зачем он так много читает. Оказалось, пришло письмо от мамы – мама опять донесла… Пришлось уезжать.

Дальше путь лежал в Красноярск. Снова участвовал в выставках. В Красноярске также обнаружили неправильную трактовку, обвинили в буржуазной идеологии, запретили выставляться. Тем не менее, в 1968 году он подал несколько работ на зональную выставку. Там произошел скандал. Какие-то люди вдруг стали срывать со стен его полотна, мять и разрывать на глазах шокированного художника. Слишком много было вложено драматизма в серию картин о войне. Люциан не сдавался, несмотря на все неприятности, писал картины и преподавал. Только через год ему позволили вновь выставляться.

Удача, кажется, стала благосклонней к художнику, Его пригласили в Кемерово, предложили мастерскую. Внезапная смена руководства в Союзе художников опять все изменила. Лишившись мастерской, Долинский устроился работать матросом.

В 1973-74 годах Люциана всерьез пытались арестовать. Все "левые" художники в то время были под пристальным надзором. Первая персональная выставка Долинского вызвала очередной скандал. После полученного шока художник попал в больницу с инсультом. Несгибаемая воля и упрямство выручили его и на этот раз. Никакие несчастья не могли заставить его свернуть с избранного пути.

Через четыре года мастер получил заказ на лепку монументального барельефа. Многофигурная композиция высотой 4 метра имела безобидный и очень лиричный сюжет – материнство, музыка, простая, незатейливая радость жизни. Никакой политической подоплеки в работе не было. Какое-то случайно брошенное художником резкое слово погубило и это произведение. Представители обкома партии приказали уничтожить барельеф, что и было исполнено.

Куда бы ни бросала его судьба, каковы бы ни были условия жизни, Люциан всюду рисовал, писал картины, ваял. Наибольший интерес для художника всегда представляли люди, их внутренний мир. Лица, не горестные, но тронутые печатью страдания, в скульптурных портретах мастера замкнуты и сосредоточены, в них нет даже намека на поиски внешней красоты, гармонии анатомических деталей. Красота появляется в сильных активных линиях, монументальных формах, идущих как будто от земли. Фигуры, внешне спокойные, несут в себе ожидание движения, потенциальную силу закрученной пружины.

Живопись Долинского характерна размашистыми пастозными мазками, она скупа и аскетична. Близкие по тону и цвету, резкие удары кисти или мастихина создают мозаичную структуру живописного слоя. Сюжеты почти растворяются на рельефной плоскости холста, поглощаются тонкой цветовой вибрацией. Картины непросты для восприятия и требуют к себе внимания, умения зрителя вглядываться и созерцать.

Сейчас у художника есть, по крайней мере, все самое необходимое: мастерская, бесспорное признание коллег и неограниченная возможность творческой работы. Но за долгие годы жизни ему пришлось побыть и рабочим, и матросом, и даже ставить спектакли в театре по собственному сценарию. Много чему он научился. По его собственному признанию, не умеет только одного – поклоны отдавать.

Нина Захарова,
художник