Почему защитник вольностей и прав
не в союзе правых
Михаил Молоствов
Михаил Михайлович - принадлежит к старинному роду русских дворян Молоствовых. Вскоре после окончания в 1958 году философского факультета Ленинградского университета был арестован по ст. 58 УК (антисоветская деятельность) за написанную им статью "Статус кво" о необходимости гуманизации советского строя. Был осужден на семь лет строгого режима, которые отбыл полностью в Мордовских лагерях для политических. После освобождения работал учителем в сельских школах Псковской, Новгородской, Омской и Тверской областей, подвергался преследованиям местных органов КГБ, препятствовавшим его работе. Неоднократно публиковал в нелегальных и зарубежных изданиях статьи о социальном, политическом и нравственном состоянии советского общества. C Андреем Сахаровым и Еленой Боннэр участвовал в акциях протеста, сборах подписей в защиту репрессируемых диссидентов и правозащитников. В 1990 году был выдвинут обществом "Мемориал" кандидатом в народные депутаты РСФСР от Петербурга (тогда еще Ленинграда) и был избран. Работал в Комитете по правам человека Верховного Совета России. В 1993 году был избран депутатом 1-й Государственной Думы РФ и вошел в состав фракции "Демократический выбор России". В дни трагических событий в Буденновске добровольно стал заложником во имя спасения мирных жителей этого городка, захваченных террористической бандой Басаева.
Михаил Михайлович автор ряда ярких публицистических статей, автобиографической книги "Прямые, которые не пересекаются", изданной в 2000 году.
Ироническое выражение "защитник вольностей и прав", заимствованное у Пушкина, сегодня применимо и к О.О.Миронову, уполномоченному по правам человека в Российской Федерации, лицу вполне официальному, и к депутату Государственной Думы С.А.Ковалёву, и ко всем гражданам – от Валерия Абрамкина до Глеба Якунина, озабоченным тем, как так называемые правоохранительные органы и силовые структуры относятся к нам с вами. И надо признать, что отношение это никак нельзя назвать нормальным.
Только что ты выступал на Гражданском форуме как Пасько, и вдруг выясняется, что ты – японский шпион. Кто такой Паша-Светомузыка? Жертва преступления или преступник? А министр Аксененко? По словам Касьянова, он достойный преемник графа Клейнмихеля и наркома Кагановича, а по определению Генеральной прокуратуры – подозреваемый в злоупотреблении служебным положением, если не прямой растратчик казённых средств. Что же говорить о малых сих, например, о прохожем, случайно встретившем в метро милиционера? Паспорт, на беду, оставлен дома, а физиономия слегка напоминает "лицо кавказской национальности"…
Вполне понятно, что правозащитное движение, возникшее ещё в СССР, продолжает существовать и при его правопреемнике, Российском государстве. Тогда это движение было нелегальным, сегодня к нему относятся иронически. Отчего это вы, правозащитники, – спрашивают часто не только Ковалёва или Абрамкина, но даже меня, – больше беспокоитесь о преступниках, чем о таких, как мы, страдающих от разгула преступности? Не потому ли, что для вас места отбывания наказания – не terra incognita, а дом родной? Вор должен сидеть в тюрьме, террористов следует мочить в сортире, а вас мы терпим… до поры до времени!
Что тут сказать? Сослаться на Пушкина, который милость к падшим призывал? На "Записки из мёртвого дома" Достоевского или на Чехова, ездившего на Сахалин? Сегодня даже "Архипелаг ГУЛаг" никто не перечитывает, зато все знают, что А.И.Солженицын за восстановление смертной казни и что он оправдывает действия наших силовиков в неусмирённой Чечне.
Нравственные аргументы не в моде…
Можно, конечно, заметить, что пенитенциарная система, уподобленная яме, куда сбрасывают осуждённых и подлежащих суду, по меньшей мере так же общественно опасна, как испорченная канализационная система больших городов. Палочка Коха, к примеру, о двух концах. Она бьёт по заключённым, но не милует и надзирателей. И вольные граждане – от бомжей до новых русских – подвержены её ударам. А кто сказал, что жестокость менее заразна, чем туберкулёз?
За блатным жаргоном общество последовательно инфицируется нравами, взращёнными в переполненных камерах изоляторов, произволом, царящим в лагерях, где уже неясно, что страшнее – диктатура закона или воровской закон.
Мне, в бытность мою членом Верховного Совета России, выпала честь участвовать в торжественном акте: на одном из бараков пермского лагеря была установлена памятная доска с надписью: "Отсюда уходили на волю последние политические заключённые коммунистического режима".
Боюсь, что сегодня такие слова не только не были бы одобрены верховной властью, но и вызвали бы смущение внизу. С одной стороны, зачем обижать г. Миронова О.О. и его родную оппозиционную партию, с другой – кто поручится, что среди миллиона нынешних зэка нет посаженных по политическим мотивам?
Вся Россия – терра инкогнита. И в прямом смысле, ибо никто не знает, живём ли мы уже при демократии или еще? И в переносном, поскольку уголовные нравы распространяются в евразийском пространстве, как ТБЦ.
Правозащитное движение называли ещё демократическим движением. И на самом деле, те, кому были дороги права человека, видели будущее России в демократии. Ровно двадцать лет тому назад "Хроника текущих событий" сообщила о том, что известный историк Гефтер демонстративно вернул КПСС свой партийный билет (прятать такого рода документы, перекрестив их, будут десять лет спустя). Почему Михаил Гефтер тогда заявил о своём выходе из партии? Потому что эта партия препятствовала поискам и благословляла репрессии против ищущих. Так 6 апреля 1982 года будет арестован ученик М. Гефтера Глеб Павловский.
Надеюсь, сегодня он не нуждается в представлении. Но тогда и его посчитали демократом (ст. 190-1 УК РСФСР).
Бывает же так, что в судьбе одного человека отражается судьба целой страны…
"Я был марксистом, – рассказывает о себе Г. Павловский, – но никогда не был социалистом".
Как же это понимать? – спросите вы. – Элементарно. Глеб Павловский верил, что не идеи, а "деньги – товар – деньги" правят миром, но при этом ни с кем не собирался делиться.
Партия, властвовавшая в нашей стране, во всяком случае тогда, когда её покинул учитель Г.Павловского, тоже ценила всё материальное, ни в грош не ставила идеи и не хотела ни с кем делить собственность и власть.
Увы, смертны не только люди, но и партии. Внезапно смертны, и такого рода внезапность называется революцией. В августе 1991 года от коммунистического режима в России остались только памятные доски. Во всяком случае, так казалось нам, назвавшим себя демократами.
Какие демократы, такая и демократия. Быть может, одним из первых именно он, Глеб Павловский, открыл для себя, что за борьбой партий, групп и личных амбиций по-прежнему стоят корыстные интересы. Историк по профессии, из политических деятелей прошлого он ценил Наполеона Бонапарта, а в ближайшем будущем искал того, кто способен у нас сыграть похожую роль. Себя Глеб Павловский готовил в гримёры и костюмеры российского Цезаря.
Превращение демократа в пиарщика, к сожалению, наша общая беда и вина.
С конца восьмидесятых годов защитник вольностей и прав с надеждой смотрел на Польшу. Но как наша церковь не способна была выдвинуть кого-нибудь похожего на кардинала Войтылу, так и распадавшаяся КПСС вместо эмбриона социал-демократии оставила после себя на Руси метастазы национал-социализма.
Какая партия могла последовательно противостоять "вечно бывшим" и дать России правительство реформаторов? Многим из нас казалось: есть такая партия, потом уже она обрела название – "Демократический выбор России".
Один из её основателей, Е.Т. Гайдар, вошёл в историю как тот, кто поднял вертикаль власти (Ельцина Б.Н.) с рельс популизма и дал зелёный свет экономическим преобразованиям. За ним А.Б. Чубайс и другие авторы дорогостоящей книжки "Приватизация по-российски" практически вывели нашу экономику из государственно-капиталистического тупика. Куда? На перекрёсток, с которого, как говорили, рукой подать до магистрали общемирового развития.
Там, впереди, – и малый бизнес, и средний класс, и гражданское общество.
Увы, пока экономическим базисом России является государственно-монополистический капитализм. Этого не отрицает и Б.Е.Немцов, лидер СПС – партии, унаследовавшей от ДВР и джентльменский набор либеральных ценностей, и опасную близость к вертикали власти, имеющей, конечно, собственный интерес.
Уже во время первой чеченской войны и в Государственной Думе, и в местных партийных организациях (в Санкт-Петербурге, например), поговаривали о том, что "правозащитный синдром" мешает реформаторам влиять на правительство и президента.
Симптоматичен выход в свет книги г. Улюкаева "Правый поворот". Её автор – талантливый экономист, убеждённый, к сожалению, что прав тот и только тот, кто готов поддержать любую власть. Мысль Улюкаева конгениальна "марксизму" Глеба Павловского. Пиарщик организует имидж Её Величества, а коммерции советники обеспечивают устойчивость вертикали. В такой обстановке защитник вольностей и прав оказывается кругом неправым.
Не может он исповедывать государственную (имперскую) точку зрения на Чечню. История с "Известиями", борьба хозяйствующих субъектов за НТВ, наезд на ТВ-6, очевидно внеэкономический, процессы, затеваемые спецслужбами, – всё это раздражает правозащитников, а правозащитники, в свою очередь, раздражают тех, кто всегда прав. Ещё большее размежевание между демократами старого образца и новорусской либеральной элитой намечается в социальной сфере.
Вот характерный случай. Из Москвы в Петербург приезжает представительница руководства СПС, дама, приятная во всех отношениях. Среди принимавших её с подобающим размахом (ведь Она этого достойна) оказался один народный артист, известный, кажется, всем на российских просторах. И он подложил ложку дёгтя в бочку мёда. По простоте душевной – во время встречного торжества!
Сказал народный, что не следует забывать о бедных людях, а самим нам вести себя скромнее, не шиковать. Что было, что было!
Дама, приятная во всех отношениях, взорвалась. Так взрывался Бородин – до поездки в Штаты и Швейцарию, когда его не хвалили за вызолоченный Кремль. Так негодовал Лужков, когда не кланялись ему в пояс за Храм Христа-Спасителя, царскую мачту Церетели и фейерверки по всякому поводу.
Оглушённый взрывом, народный артист покинул элитную тусовку и Союз Правых.
А в самой столице не только С. А. Ковалёв и Ю. А. Рыбаков (что взять с правозащитников!) покидают партию, в которой уже давно были белыми воронами. Покидают также С. Н. Юшенков, В. В. Похмелкин, Б. А. Золотухин, В. И. Головлёв и другие – кто налево, кто направо, спешат вон из рядов СПС.
"Партия укрепляет себя через раскол".
Г. А. Томчин, сегодняшний руководитель питерской организации СПС, мечтавший ещё "Демократический выбор" превратить в Партию Крупного Капитала, может радоваться: с уходом авторитетных лиц освобождаются места для тех, кто делает деньги.
Строго говоря, Партия Крупного Капитала, конечно, – псевдоним, и псевдоним в старой российской традиции. Когда на рубеже XIX и XX веков появилась Российская с.-д. рабочая партия, она состояла не из рабочих. И партия Народной свободы к народу имела такое же отношение, как маленький Томчин к Крупному Капиталу. Политик в России всегда – не то, что он есть, а то, чем он хочет быть.
И всё же эсдэки и кадеты и любая другая партия выбирали себе псевдонимы, способные привлечь к ним, а не оттолкнуть от них избирателя.
Объявив себя партией Крупного Капитала, или, мягче – не по Томчину – партией Состоятельных и Обеспеченных, Союз Правых заранее обессиливает себя перед грядущими выборами. В Санкт-Петербурге он едва ли наберёт 3–5% голосов, ибо большинство питерцев – это "маргиналы", "люмпены", "городские сумасшедшие" – как их ни обзывай, но ни в коей мере не представители Крупного Капитала.
Я даже подозреваю, что в так называемых цивилизованных странах Запада не существует ни одной политической организации, которая решилась бы назвать себя не то что партией денежного мешка, а даже Союзом Правых Сил, не предложив страждущим и обремененным многообещающих социальных программ, не демонстрируя заботу, пусть показную, о тех, кто ещё находится за чертой бедности.
Нельзя рассчитывать на электорат, отмежевываясь от него.
Но, быть может, самые правые из союза тех, кто всегда прав, в душе уже поставили крест на выборности как таковой? Сенат у нас не выбирается, а как работает! Миронов был ниспослан на место Строева как новый председатель колхоза на место старого в добрые колхозные времена. Губернаторов ещё прямо не назначают, но выбирают так, чтобы до минимума свести волеизъявление обывателей и максимально удовлетворить пожелания Центра. И из нашего города на Неве, откуда прежде в Москву ехали избранные демократы, теперь бьет неиссякаемый источник спецназначенцев.
Поставим вопрос так: быть может, эта тенденция подбора кадров больше соответствует духу времени? Или, говоря на языке, внятном таким марксистам, как Глеб Павловский, государственно-монополистическому базису удобнее в качестве надстройки иметь не демократические институты, а иерархию спецназначенцев?
Разве, положа руку на сердце, все мы не были предназначены на роль пролетариев, когда бывших комсомольских активистов назначали олигархами?
Я не уверен, что те, кто остался в СПС, согласятся с тем, что я сейчас говорю.
Но защитники вольностей и прав никак не могут согласиться с тем, что делается у нас и в высших государственных сферах вообще, и в партийных организациях в частности. Участникам бывшего некогда демократического движения нечего делать в союзе тех, кто и номинально, и фактически отказался от демократического выбора ради того, чтобы быть правым в глазах беспартийных и коммунистов, образующих властную вертикаль.