Лечение, от которого нужно лечить

Артур Гаджиев

Психиатрия – единственный бизнес,
в котором клиент всегда не прав.
Американская шутка

Есть места, где люди, как правило, очень не хотят оказаться. Это, кроме кладбища и тюрьмы, – психиатрическая больница. Если с первыми двумя ясно, почему не хотят, то с заведением третьего рода так сразу и не поймёшь, чего это народ упирается. Может, неблагодарные, сами счастья своего не понимают?

Такие люди обществу не нужны?

Сергей В. поступил в психиатрическую больницу им. Скворцова-Степанова 26 июля 1999 года, после черепно-мозговой травмы. В течение двух дней после ушиба головы он не мог есть, испытывал тошноту, появились галлюцинации. Потому вызвали психиатра. Один из приехавших после разговора с больным подвёл итог: "Такие люди обществу не нужны!" Родственники объясняли ему, что у Сергея травма головы. Врач пощупал затылок больного и сказал, что "ничего нет".

Когда на следующий день мать Сергея, Анна Владимировна, пришла навестить сына в больнице, ей сообщили, что он находится в инфекционном отделении… с подозрением на гепатит. Зайдя в инфекционное, она застала голого и мокрого сына сидящим под открытой форточкой. Врач сказала, что "желтухи нет, обнаружили воспаление лёгких". В инфекционном отделении Сергея продержали около двух недель. Состояние его ухудшалось, во рту появились язвы, есть он не мог.

"Потом его перевели в 6-е отделение, – рассказывает Анна Владимировна. – Лечащим врачом стала Николаева Майя Львовна. Отношение к пациентам на этом отделении пренебрежительное, грубое. Как-то увидела на теле сына синяки и шишку в области поясницы. Так и не смогла получить от врачей ответ, что это и откуда. Сказано было, что ничего нет, мне это показалось! Если кто-то из больных не мог сам дойти до столовой, то оставался без еды. Я сама видела, как пациент после приступа эпилепсии не мог встать с кровати. Медсестра заявила ему: “Ну и лежи голодным”.

Физическое состояние сына быстро ухудшалось. До больницы у него был нормальный вес. Там он похудел так, что стал похож на скелет, появились пролежни, осложнения с мочевым пузырём. В один из приходов я узнала, что ему стало плохо, упало давление, и его перевели в реанимационное отделение. Там отношение было совсем другое, врачи и медсёстры вежливые, заботливые. Сергей лежал на специальном матрасе, предохраняющем от пролежней. Я приносила продукты, которые рекомендовал врач. Сын стал поправляться. Примерно через неделю его перевели обратно в 6-е отделение. Некоторое время я ходила кормить его каждый день. Однако вскоре лечащий врач запретила ухаживать за Сергеем и кормить его. Сказала, что у них есть кому осуществлять уход. Но я считаю, что им просто не нужны были свидетели того, как они работают – вместо того, чтобы за больными ухаживать, заняты болтовнёй о тряпках, ценах и женихах. Я всё это видела".

Трижды Анна Владимировна пыталась забрать Сергея, но у лечащего врача каждый раз находились причины для отказа. То карантин объявили, то катетер поставили, то ей нужно было посоветоваться. Но в первых числах октября необходимость "советоваться" отпала – Сергей умирал, это заметила даже доктор Николаева.

Его перевезли в Александровскую больницу. Врач, Полина Ивановна, пригласила мать Сергея в кабинет и спросила: "Вы знаете, от чего ваш сын умирает? От пролежней. Почему вы позволили довести его до такого состояния? Почему не возмущались?"

"Я объяснила, что боялась навредить сыну. Свидания с родственниками очень редкие, больные в отделении полностью зависят от персонала и знают об этом. Они даже родным боятся пожаловаться. Сын, если что и говорил, то шёпотом, чтобы никто не слышал. Я человек малограмотный, инвалид второй группы, сражаться со всеми не могу. Да и врачам до этой истории с сыном доверяла".

На следующий день Сергей умер. Врач сказала, что он вообще не должен был находиться в психиатрической больнице. Его необходимо было лечить от сотрясения мозга...

"Сейчас я хочу, чтобы провели расследование в этой больнице, – пишет Анна Владимировна в своей жалобе в Гражданскую комиссию по правам человека. – Я не смогла помочь своему сыну, но таких больных там много. Я считаю, что шестое отделение – это отделение смертников, потому что там работают бездушные люди, которым наплевать на больных. Такие медики должны быть лишены права лечить, считаться медицинскими работниками..."

Никакие жалобы, однако, ни к чему не привели. Даже выговора никто не получил. Да и что суетиться из-за смерти людей, "не нужных обществу"?

Эта "мягкая фиксирующая повязка…"

Любовь Антоновна Минина была госпитализирована в психиатрическую больницу № 2 св. Николая Чудотворца в сентябре 1999 года. До этого она, по утверждению дочери Ольги, самостоятельно передвигалась, сама себя обслуживала. "В больнице, – рассказывает Ольга, – я постоянно заставала мать привязанной к дивану в одном и том же положении. На просьбу походить с ней по коридору мне отвечали, что это “не положено”. Больные говорили, что мать сидит привязанная с утра до вечера... Через пять дней её выписали. Когда дома мать раздели, то и я, и присутствовавшая при этом медсестра из института скорой помощи пришли в ужас – такие пролежни у неё образовались". Ольга обратилась в Гражданскую комиссию по правам человека с просьбой содействовать привлечению к ответственности медработников, доведших её мать до такого состояния.

А вот выдержки из ответа прокурора Адмиралтейского района Черновола Е.В. "Больная при поступлении в больницу не могла передвигаться самостоятельно... Поэтому для предотвращения падений и ушибов применялась мягкая фиксирующая повязка, позволяющая свободно передвигаться на диване и не сковывающая движений". Ах, какая замечательная повязка! Как хорошо было старушке! В господине Черноволе просто погиб составитель рекламных роликов.

Ну а откуда же пролежни? Да в прокуратуре почему-то решили, что их и не было вовсе. А "...имели место трофические изменения кожных покровов в виде мацераций (Мацерация – размягчение или распадение на отдельные клетки тканей... в результате растворения межклеточного вещества. Возможно, и врачи, и работники прокуратуры философски полагают, что вполне нормально для ещё живой старушки уже заранее начать гнить. Однако, в таком случае, им, наверное, не стоит заниматься ни охраной здоровья людей, ни защитой их законных прав. – Авт.) розового цвета и незначительного размера в области крестца. Их наличие было обусловлено возрастными изменениями..." Вернее сказать, там ничего и не решали – это просто перепечатка заключения врачей той же самой больницы, то есть лиц заинтересованных. Руководствуясь такой схемой, например, можно закрыть дело о грабеже, основываясь на показаниях грабителя о том, что грабежа не было. При этом на слова жертвы грабежа вообще не стоит обращать внимания. Возможно такое? Нет, когда речь идёт не о людях, имевших несчастье побывать в психиатрической больнице. Человек, попавший в психушку, из разряда обычных граждан автоматически переводится в касту париев. Его и слушать не желают ни в суде, ни в прокуратуре. Выносят приговор по филькиным грамотам, умело составленным делягами от медицны.

Два ноль в пользу беспредела

Дина Захаренкова, симпатичная молодая девушка, с детства страдает ДЦП. Она и сейчас не может передвигаться без ходунков или инвалидной коляски. Воспитывалась в детдоме, где её до 15 лет даже не научили читать и писать – не потому, что она была к этому не способна, просто дела до неё никому не было. Чтению и письму она научилась, когда лежала в ортопедическом институте им. Турнера.

Из института её перевели в психоневрологический интернат (ПНИ) №4 в городе Пушкин с диагнозом "олигофрения" (заболевание, основным внешним проявлением которого является низкий коэффициент интеллекта). Кстати, там она, несмотря на болезнь, вышла замуж.

В Гражданскую комиссию по правам человека (ГКПЧ) поступила жалоба Дины на то, что ей и другим жителям ПНИ недоплачивают пенсию ("слабоумный" человек вряд ли смог бы это понять, у нас и учёных государство порой объегоривает). После обращения ГКПЧ в прокуратуру и к директору ПНИ Глазову пенсии пересчитали. Но начмед Лихачёва Л. М. пригрозила Дину за её строптивость "пролечить". Дина же продолжила общение с ГКПЧ, рассказывала о разных махинациях – что называется, выносила "сор из избы". И тогда ей действительно назначили, в виде наказания, лечение психотропными препаратами, в котором она совершенно не нуждалась и которое лишь нанесло вред её здоровью, и без того слабому.

ГКПЧ обратилась с жалобой на действия Лихачёвой в суд и в Комитет по труду и социальной защите (которому подчиняется ПНИ). В итоге "лечение" отменили. Перед судом по обвинению Лихачёвой в самоуправстве начмед пригрозила Дине отнять ходунки, разлучить с мужем и госпитализировать в психбольницу им. Кащенко, и тем принудила её подписать заявление об отказе от претензий. Подпись заверил директор интерната.

Непосредственно перед судом, в феврале этого года, Дина позвонила в ГКПЧ, попросила приехать. Она написала заявление о том, что Лихачёва принуждала её отказаться от претензий. А вот эту подпись в ПНИ не заверили. И судья Пушкинского районного суда Демидова оставила жалобу без удовлетворения, т.к. приняла к сведению заявление Дины об отказе от претензий, полученное Лихачёвой путём шантажа. Саму Дину на суд администрация ПНИ не отпустила, судья же её участие в заседании не сочла необходимым. Определение суда, как отметил сотрудник ГКПЧ Роман Чорный, она написала и подшила к делу за несколько минут.

ГКПЧ обжаловала определение Пушкинского районного суда в горсуде. Далее всё пошло по тому же порочному кругу: за несколько дней до суда с помощью угроз Лихачёва вновь принудила Дину подписать отказ от жалобы. После чего Дина опять позвонила в ГКПЧ и написала новое заявление, выразив желание присутствовать на судебном заседании. В горсуде жалобу ГКПЧ постигла та же участь, что и в районном, т.к. вторая подпись Дины не была заверена. Вызвать саму Дину на заседание и выслушать её здесь тоже не сочли нужным, несмотря на ходатайство ГКПЧ.

Как можно отстоять право человека на защиту от посягательств на его здоровье, если добиться объективного и беспристрастного рассмотрения дела пострадавшая не может даже при поддержке известной правозащитной организации? Международные конвенции предусматривают равноправие сторон не только в суде, но и на стадии досудебной подготовки. Но его не было и в помине, суду предшествовал лишь административный произвол в интернате. Дине чинили препятствия даже в её встречах с правозащитниками и журналистами. Судьи в обоих случаях даже не пожелали выслушать саму Дину, попирая её гражданские права. Всё это прямо противоречит ст. 6 Европейской конвенции "О защите прав человека и основных свобод", где гарантируется право каждого на справедливое публичное разбирательство дела беспристрастным судом!

"Школа похудания" для беспокойных соседей

Конфликт с соседями по коммунальной квартире окончился для Валентины Алексеевны Гуриной помещением её в психиатрическую больницу им. св. Николая Чудотворца. Те, кто решил расправиться с ней посредством психушки, наверное, решили, что раз женщина одинокая, то и заступиться за неё некому. Однако не учли, что в Петербурге у неё много друзей. "...Гурину В.А. мы знаем давно. 18 лет она занимается зимним плаванием. Это спокойный, уравновешенный, честный и порядочный человек. Никакой опасности для окружающих она не представляла и не представляет... От “лечения” у Гуриной подорвано здоровье: она стала плохо видеть, появилась слабость в теле, трясутся руки..." – под жалобой, направленной прокурору Санкт-Петербурга, стоят 22 подписи. Ниже приводятся два снимка, на одном Гурина до помещения в больницу, на другом – сразу же после. "Первый снимок сделан за полгода до её госпитализации, но она и в тот день, когда её забрали психиатры, была такой же здоровой и жизнерадостной, – свидетельствует Клавдия Григорьевна Ловцова, подруга Валентины. – Я была в шоке, когда забирала Валю из больницы. Её превратили в жалкий скелетик с трясущимися руками".

Какова была реакция прокуратуры? Она возбудила уголовное дело, но только не против врачей-вредителей, а против журналиста "Новой газеты", осмелившегося вступиться за их жертву. "Обиженных" медработников защищать от злого журналиста, разумеется, необходимо, а вот заступиться за женщину, которую за три месяца из спортсменки превратили в развалину, оказалось некому. И всё потому, что ей психиатры диагноз поставили, следовательно, она ещё как бы и гражданин России, но уже не совсем. Де-юре не лишена права на защиту, а де-факто попала в разряд тех, кого никто из госчиновников всерьёз воспринимать уже не желает.

Вот записанные автором показания людей, которые сумели выйти из клиники без клейма неполноценных. Летом 1999 года Игорь К. лежал в психиатрической больнице им. Скворцова-Степанова (16 отделение) на недобровольном освидетельствовании. "Питание очень плохое. Если в жиденькой похлёбке оказывается кусок чего-нибудь съедобного, из-за него чуть не драка начинается... Содержание больных… За 20 дней мне ни разу не сменили постельное бельё. Умывальник и туалет периодически закрывают на несколько часов...

Психологическая атмосфера жуткая. От медперсонала исходит столько мата, сколько я не слышал ни в одной подворотне. После уколов и таблеток больные часто заторможены, это раздражает работников отделения (людей, посвятивших жизнь помощи именно таким больным! – Авт.) и они постоянно орут на пациентов или просто волокут их за шкирку..."

Михаил, товарищ Игоря по несчастью, тоже абсолютно здоровый человек, рассказал, что на 21-м отделении существует одна палата, где условия лучше. Наверное, в ней лежат особо тяжёлые больные, нуждающиеся в покое? Нет, в ней лежат зэки, которые "косят под психов", чтобы избежать срока. У них есть ключи от палаты, они свободно ходят в город, а в больнице выполняют полицейские функции – силой тащат больных на процедуры, "успокаивают" нервных, – в общем, "держат зону".

Едят урки сколько хотят, объедают больных. Отнимают у них понравившиеся вещи и продукты, т.е., попросту говоря, грабят. В свободное время пьют чифир и закидываются циклодолом.

А что делают в свободное время больные? За дополнительную пайку или сигареты выполняют чёрную работу, которую обязан выполнять персонал больницы.

Разумеется, эти факты проверкой "не подтверждены". Да и кто их подтвердит? Свидетельства пострадавших в расчёт не принимаются, неужели медработники сами на себя станут писать жалобы?

Что касается, мягко говоря, скудного питания больных, то администрация любой психиатрической больницы, конечно, заявит, что всё дело в плохом финансировании. С одной стороны, это, безусловно, так. Но тогда почему вводят совершенно нелепые ограничения на количество передаваемых продуктов? На этот вопрос врачи ответить не могут.

Сам по себе тон, которым изложены правила для посетителей, вызывает мрачные ассоциации с тюрьмой. И отношение медперсонала к больным порой очень схоже с отношением надзирателей к заключённым. Более того, если за последние годы в России всё-таки кое-что делается для улучшения положения людей в местах лишения свободы, то психиатрические заведения остаются некой мрачной резервацией, забытой людьми и Богом.

Из всего этого возможны два выхода. Первый – это заявить, что десятки и сотни людей, которые пострадали от жестокого обращения медперсонала или стали свидетелями произвола и издевательств в психиатрических учреждениях, сговорились и пытаются оклеветать российскую психиатрию. А посему тема закрывается.

Второй путь – признать, что проблема существует. Статья 38 Закона "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании" предусматривает создание независимой от органов здравоохранения государственной службы защиты прав пациентов, находящихся в психиатрических стационарах. "Представители этой службы защищают права пациентов, находящихся в психиатрических стационарах, принимают их жалобы и заявления, которые разрешают с администрацией данного психиатрического учреждения либо направляют в зависимости от их характера в органы представительной и исполнительной власти, прокуратуру или суд", – так сказано в законе. В действительности же представители этой службы никого и ничего не защищают. Потому что никакой службы не существует: она не создана ни в одном из регионов России!

А работа общественных организаций, пытающихся оградить пациентов психиатрических клиник от произвола, часто напоминает действия подпольщиков на оккупированной врагом территории. Тайком, хотя это не запрещено никакими законами, приходится делать фотографии и диктофонные записи, тайком, в обход врачей-надзирателей, получать информацию от пострадавших. Правозащитники ещё в состоянии помочь (и нередко помогают) отдельным людям, но у них нет ни сил, ни средств, чтобы серьёзно повлиять на ситуацию в целом. И, что самое главное, у них нет на это достаточных юридических полномочий. Администрация всегда может отказать им в посещении психиатрического учреждения без всякого объяснения причин, – психиатры стерегут от общественности свою вотчину так же сурово, как спецслужбы охраняют секретные военные объекты. А чиновники из правоохранительных органов смотрят на правозащитников как на надоедливых смутьянов.

Выходит, над психиатрическими клиниками и в самом деле не существует никакого контроля… Что бы ни случилось с больным, даже в случае его смерти, для прокуратуры или суда всегда главным и практически единственным источником сведений о происшедшем остаётся история болезни, которую сами психиатры и заполняют. Как же может неискушённый в крючкотворстве человек, едва живой от "лечения", в одиночку тягаться с профессионалами, у которых всё схвачено? Влиятельные родственники помогут? Но практически в 100% случаев жертвами произвола становятся люди, о которых заранее известно, что за них некому заступиться. Может быть, судьи и прокуроры, те самые (а другие – откуда возьмутся?), которые сейчас, мягко говоря, не проявляют особого рвения в защите прав данной категории граждан, вдруг изменят своё отношение к проблеме и превратятся в борцов с психиатрическим произволом? Рассчитывать на это по меньшей мере наивно. Ведь не только у нас в России, везде в мире так – прав тот, кто грамотнее подготовит документы.

Поэтому у пациентов психиатрических клиник должен появиться сильный, наделённый законными полномочиями защитник – та самая госслужба, создание которой предусмотрено законом о психиатрической помощи. Но есть нюанс. Непонятно, кто именно такую службу должен создавать. В законе написано – "государство". Это то же самое, что "кто-нибудь". То есть конкретно – никто. Ясно только, кто не должен этим заниматься – ведомство здравоохранения, так как психиатрические стационары находятся в его подчинении, а кто же станет всерьёз контролировать самого себя и с самим собой судиться?

В начале этого года ГКПЧ отправила в Администрацию президента обращение с изложением причин необходимости создания службы защиты прав пациентов психиатрических стационаров. В середине марта пришёл ответ за подписью секретаря комиссии по правам человека при президенте РФ К. Митягина о том, что письмо переадресовано вице-премьеру В. Матвиенко для решения вопроса по существу.

"Мы надеемся, – говорит один из учредителей ГКПЧ Галина Фролова, – что служба не станет подразделением Министерства по труду и социальной защите, так как в подведомственных ему психоневрологических интернатах и домах для умственно отсталых детей также происходят очень серьёзные нарушения, их самих надо серьёзно контролировать. Необходимо, чтобы эта служба была действительно независимой, в неё вообще не должны входить психиатры, работающие в системе оказания психиатрической помощи, иначе её создание теряет всякий смысл".

На ежегодных Cахаров-ских слушаниях, проходивших в декабре 2001 года в Санкт-Петербурге, также была принята резолюция о необходимости создания службы защиты прав пациентов психиатрических стационаров и было рекомендовано, чтобы она являлась частью аппарата уполномоченного по правам человека РФ. В регионах служба должна быть частью аппарата регионального уполномоченного по правам человека, но не комиссии по правам человека при губернаторах, так как, по мнению участников слушаний, они не являются самостоятельными.

Недавно в прессе появилось очень удачное сравнение российского законотворчества с дорожным строительством – каждый год кладут новый слой асфальта, а дороги от этого лучше не становятся. Хотелось бы надеяться, что после того, как долгожданная правозащитная служба будет наконец создана, не встанет вопрос о необходимости создания новой службы, для защиты пациентов уже от неё, и так далее по извечному российскому кругу…

Санкт-Петербург