СВИДЕТЕЛЬСТВО О БЕДНОСТИ ПРАВООХРАНЫ
Заметки на полях доклада Генерального прокурора РФ

Сергей Пашин,
член Независимого экспертно-правового совета,
кандидат юридических наук, федеральный судья в отставке,
заслуженный юрист Российской Федерации

Генеральные прокуроры начали отчитываться перед депутатами о работе ведомства за минувший год еще в советское время. Однако в застойные годы, когда моральная статистика оказывалась недоступной согражданам, а организованной преступности, как и секса, в стране не было, в выступлениях прокуроров на сессиях Верховного Совета СССР содержалось много идеологически выдержанных банальностей, но правда отпускалась микроскопическими дозами.

Адресованный спикеру Государственной Думы доклад В.В.Устинова, в котором приоритетом провозглашается борьба с преступностью, нашпигованный количественными показателями и фактами, оставляет странное впечатление: много честных констатаций, но и – отсутствие напрашивающихся выводов, их казенно-ведомственная близорукость.

Нельзя, например, не согласиться с парадоксальным, но верным заявлением главы прокурорской системы: для изрядной доли наших сограждан в условиях "переходного периода" совершение преступлений стало "средством выживания, защиты своих прав и законных интересов". Наконец-то признается, что усилия правоохранительных органов "нередко… направлялись не на защиту конкретного гражданина, пострадавшего от преступления, а на достижение заветного показателя снижения преступности"; как и в советские времена, процветает сокрытие преступлений от учета. Думаю, любой знакомый с проблемой правозащитник охотно подпишется под утверждением: "Обращает на себя внимание несокращающаяся криминализация армейской среды". Все законопослушные граждане разделят тревогу прокуратуры: растет число умышленных убийств, составившее в 2001 году 33,5 тыс.; юристам отрадно узнать, что прокуратура выделяет категорию "предумышленных убийств", не дифференцированную в нынешнем Уголовном кодексе Российской Федерации.

Но какие же выводы из всего изложенного сделаны в заключении доклада? "Абсолютное большинство прокурорских кадров – квалифицированные добросовестные работники", хотя "уровень дисциплины требует повышения". "…Радикальные перемены в обществе и правовой системе государства, – скороговоркой замечает Генеральный прокурор, – требуют адекватных изменений в деятельности прокуратуры". Однако прокурорский радикализм не простирается далее перераспределения "высвободившихся 2500 единиц в прокуратуре районного звена для обеспечения поддержания государственного обвинения" и очередного кадрового запроса: "Требуется увеличение штатной численности прокурорских работников не менее чем на 8000 единиц". В таком пожелании нет ничего необычного: всякое ведомство стремится не просто остаться на плаву, но и увеличить свой тоннаж, – но родительные падежи мотивировки ("в целях обеспечения поддержания государственного обвинения по всем уголовным делам") отдают некоторым лукавством. Ведь с принятием нового УПК РФ поддержание государственного обвинения по всем уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляется не только прокурорами, но также их порученцами: следователями и дознавателями (оперуполномоченными). И еще одно "радикальное" предложение прокуратуры, утонувшее в тексте: не создавать единого Следственного комитета (читай: не отдадим свой следственный аппарат, ведь без него тигр – бумажный).

Доклад Генеральной прокуратуры заслуживает того, чтобы внимательно его проштудировать. На полях же этого опуса, не пытаясь навязать читателю предвзятого мнения, уместно сделать следующие пометки.

Во-первых, приведенные статистические данные не отражают реальной картины из-за признанной Генеральным прокурором практики укрытия правонарушений от учета; ввиду нежелания граждан сообщать в милицию о преступлениях; по причине недоступности влиятельных коррупционеров для уголовного преследования, а также сращения начальников ворующих и изобличающих в единую семью; а главным образом – поскольку повсеместное нарушение уголовного закона (особенно корыстные проступки) является средством выживания десятков миллионов россиян. "…Количество зарегистрированных преступлений только видимая часть айсберга", – пишет верховный блюститель законности. Видная невооруженным глазом преступность латентна (скрыта) для вооруженных законом и спецсредствами людей. Одновременно наблюдается и обратное явление: "борцы" с преступностью балуются приписками, бахвалятся числом "выявленных и поставленных на учет организованных преступных групп" (например, "в Нижегородской области данные о преступлениях, совершенных организованными группами, были завышены почти наполовину").

Во-вторых, сравнение данных о росте зарегистрированной преступности и карательной практики демонстрирует, с одной стороны, что мы живем в стране прогрессирующей несвободы, а с другой стороны, что репрессивные меры превысили порог болевой чувствительности нашего населения и уже не способны уменьшить число правонарушений. В 2001 году, рапортует Генеральный прокурор, "за совершение преступлений к уголовной ответственности привлечены 1,4 млн. чел. (…) Число санкций на арест составило 365,3 тыс. (…) Более 75 млн. граждан (по существу, каждый второй житель России. – С.П.) были подвергнуты административным санкциям". Однако отрубленные головы "гидры" вновь отрастают; отмечается рост по сравнению с 2000 годом зарегистрированных преступлений: особо тяжких – на 17%; убийств – на 5,5%; причинения тяжкого вреда здоровью – на 12,0%; похищений людей – на 9,8%; разбойных нападений – на 13,6%; терроризма – на 142,2%; хищений наркотиков – на 64,9%. Быть может, стоит признать, что в "правоохранительной" деятельности, не способной защитить сограждан, но легко обращающей их в правонарушителей, есть нечто не только болезненное, но и болезнетворное?

В-третьих, сквозь эвфемизмы и экивоки доклада отчетливо проступают черты современной "правоохранительной" деятельности.

Бросается в глаза бледная немочь прокуратуры в делах, вызывающих гул общественного недовольства. "Традиционно слабое звено правоохраны – борьба с коррупцией", – говорится в докладе. Да, за целый год выявлено всего-то 7909 случаев взяточничества. Позвольте, но ведь расследование таких дел подведомственно следователям прокуратуры! Кто же виноват, и как вы, господа, намерены искупить свою вину перед налогоплательщиками? Нет ответа. Применительно к ситуации в Чеченской республике Генеральный прокурор политкорректно разделяет "бесчинства" бандитов и (оцените изящество слога) "неправомерные действия" представителей силовых структур. По фактам совершения работниками правоохранительных органов преступлений в отношении населения Чечни возбуждено… аж 37 уголовных дел, "из них 12 дел на 17 обвиняемых направлены в суд". За 2001 год "в войсках и воинских формированиях зафиксировано более 3 тыс. неуставных взаимоотношений". Так и кажется, что прокуратура вычерпывает моря лихоимства, геноцида и дедовщины десертной ложечкой.

"Мелкий преступник – в колонию, крупный – в парламент и на губернаторство", – таков, по-видимому, лозунг современных правоохранителей. Среди выявленных лиц, нарушивших уголовный закон, 905,8 тыс. человек – бедняги, не имевшие постоянного источника дохода. "До недавнего времени, – с оптимизмом повествует Генеральный прокурор, – к уголовной ответственности в основном привлекались лица, которые приобретали и хранили наркотики для личного потребления. В то же время организаторы и иные участники преступной деятельности оставались безнаказанными". "Оперативные структуры органов внутренних дел, – грустит В.В.Устинов, – располагая достоверной информацией о коррумпированности "сановных особ", даже не пытаются ее реализовать. Борьба идет с мелкими мздоимцами. …В числе привлеченных к уголовной ответственности взяткополучателей представители органов государственного управления занимают менее одного процента". "Таможенные органы нередко попустительствовали недобросовестным участникам внешнеторговых операций…".

Несмотря на казенную "судебно-правовую реформу", правоохранительные органы живут и поступают, как если бы для них была в российском "демократическом правовом" государстве создана резервация, откуда они в полной боевой камуфляжной раскраске, приняв "огненной воды", вооруженные до зубов, могли бы совершать набеги на наши мирные города и веси. Описывая "практику" (не отдельные нетипичные случаи!) укрытия преступлений от учета (а под сукно кладется почти каждое 10-е заявление о преступлении – 122 тыс. в год), Генеральный прокурор меланхолически констатирует: "Как и ранее, в ход шли необоснованные отказы в возбуждении уголовных дел, искажение фактических обстоятельств происшедшего, фальсификация проверочных материалов, оказание психического и физического воздействия на потерпевших, внесение ложных показателей в статистические учеты … 36,7 тыс. работников милиции привлечены к дисциплинарной, а почти 1,2 тыс. за преступления по службе – к уголовной ответственности". "Не изжиты нарушения процессуальных гарантий прав потерпевших, подозреваемых и обвиняемых, факты применения незаконных методов ведения следствия. (…) Подтвердилась каждая четвертая из 293 тыс. жалоб, поступивших в прокуратуру, на действия и решения следователей и дознавателей органов внутренних дел.(…) Встречались случаи обысков без санкции прокурора, незаконного задержания…". Органы налоговой полиции "пачками" (так сказано в докладе) заводят уголовные дела, "но не для того, чтобы в дальнейшем направить их в суд. Чаще всего таким способом обеспечивается выполнение налоговых обязательств". Говоря простым языком, речь идет о государственном запугивании, рэкете, так сказать, из благих побуждений. "Практически не улучшается состояние законности в учреждениях пенитенциарной системы, – говорится в докладе. – Нередки случаи избиения осужденных, унижения их чести и достоинства, необоснованного наложения взысканий. Наиболее извращенные формы использования административных полномочий вскрыты в милиции. Обычным явлением стали факты противоправных задержаний, взимания повышенных штрафов, наложения взысканий на граждан неуполномоченными лицами".

Подразделения МВД в федеральных округах, оперативно-розыскные бюро действуют, на первый взгляд, странно. "В Сибирском федеральном округе работа этих подразделений зачастую сводилась к накоплению оперативной информации без последующей ее реализации. Среди реализованных было немало дел о незначительных преступлениях…" – записано в докладе. Понятно, что, бескомпромиссно искореняя "мелочь", наследники зубодробительных РУБОПов выгораживают "акул", на всякий случай приберегая "компромат" – вдруг кто-нибудь закажет олигарха: конкурент или Кремль. Но есть и другой аспект проблемы. Преступность в России не является стихийным проявлением злой воли одиночек, но как социальная система освоена правоохранительными структурами, культивируется ими и пропалывается по мере надобности. Вербовка и использование агентуры предполагает и взгляд сквозь пальцы на шалости ценного информатора, и участие в совершении преступлений внедренных в криминальную среду оперативников; агент, совершивший преступление, не списывается, даже когда спасти от суда его не удается, но продолжает нести тайную службу в колонии (тюрьме). Новый УПК РФ открыл шлюзы, смешав процессуальную и оперативно-розыскную деятельность, водопровод и канализацию: и при возбуждении уголовных дел, и при их расследовании, и при судебном разбирательстве влияние тайного, не контролируемого народом агентурного элемента резко возрастает; в современном отечественном уголовном судопроизводстве, как в царствование Анны Иоанновны, могут участвовать анонимные и замаскированные свидетели, личность которых заведомо неизвестна ни стороне защиты, ни присутствующей в зале публике (в период бироновщины таких фигурантов называли "языками").

Выборочная переработка данных о преступности связывается Генеральным прокурором с тем, что "налицо перегруженность системы правоохраны". На самом деле, поры правоохранительной системы сознательно забиты пустяковыми правонарушениями, организованная на государственном уровне преступность (будь то разворовывание общенародного пирога, чиновничья коррупция, избирательные подлоги или чеченский геноцид) ей не по зубам, а изрядная доля усилий этой системы уходит на предоставление "красных крыш", прислуживание проплаченным интересам, решение собственных "шкурных" задач.

Не думаю, что прокуратура Российской Федерации способна совершить революцию, подобную произведенной в 90-е годы прошлого века итальянской прокуратурой в результате серии мероприятий под общим названием "Чистые руки" (об этой истории в докладе говорится с понятной ностальгией). Новые финансовые вливания и расширение штатной численности правоохранителей при отсутствии политической воли прекратить беззакония и подавить коррупцию способны лишь вовлечь в порочную систему новый контингент, повысить ставки черных платежей за "красные крыши". Не лучше ли сделать хотя бы то, что во власти прокуратуры: не менее чем в два раза сократить фиктивно-демонстративную деятельность по уголовному преследованию лиц, совершивших нетяжкие преступления от безысходности и нищеты? Не переориентировать ли прокурорскую систему с карательной парадигмы (да, представьте себе, термин "парадигма" встречается в докладе!) на принципы восстановительного правосудия, позволяющего примирить обидчика и жертву и сэкономить репрессию? Такой опыт теплится в недрах местных прокуратур, в том числе – в рамках столичной прокуратуры.

Работники прокуратуры, готовившие доклад для шефа, пытались сказать правду о "смежниках" и, что неизбежно для человека в погонах, представить свою организацию в лучшем свете. Не будем укорять их за заданность выводов и отсутствие рецептов – поблагодарим за материал для обсуждения.

Москва