РУАНДА, КОТОРАЯ С НАМИ РЯДОМ

Беседу записал Герась Гронов

В редакции "Terra incognita" состоялась беседа с Эммануэлем Мбанжубухоро – председателем благотворительного общества "Ичумби", созданного в 1994 году для оказания помощи руандийцам, вынужденным покинуть свою страну и ищущим убежища в регионе Петербурга.

Создание такой организации, как рассказал Эммануэль, стало жизненно необходимым в связи с тем, что в апреле 1994 году в Руанде вспыхнула кровопролитная гражданская война, в которой погибло около миллиона ее граждан. Не менее пяти миллионов, чтобы спастись, бежали в другие страны, прежде всего в соседние Конго (там вначале оказалось около трех миллионов руандийцев), в Бурунди, Танзанию, Уганду, в европейские государства, в том числе Россию.

В Санкт-Петербурге обучались студенты из Руанды, некоторые в 1994 году заканчивали вузы. Эммануэль, выпускник гидрометеорологического института, окончил аспирантуру и за месяц до начала войны на его родине защитил диссертацию, стал кандидатом физико-математических наук. У многих из этих молодых людей погибли родные, близкие, другие не имели никакой информации о своих семьях. Куда им было возвращаться? Сюда приехали ранее проживавшие в Руанде смешанные семьи с выходцами из России, – они были эвакуированы из охваченной военным кошмаром страны при активной помощи МЧС России. Приехали просто беженцы, искавшие убежища и знавшие, что Россия – страна добрых, отзывчивых людей. Но все-таки для руандийцев это чужая страна, незнакомый язык, свои законы и порядки. Не всегда гуманные. Приезжим надо было помогать устроиться, получить статус беженца, как это предусмотрено международно признанными нормами права, интегрироваться в обществе, в социально-экономической сфере.

– Как же довелось "Ичумби" решать эти проблемы? – спросили мы Эммануэля Мбанжубухоро.

– Конечно, мы понимаем, что у России у самой большие трудности, поэтому особенно не рассчитываем, что наши проблемы будут решаться легко.

– Все-таки, статус беженца предоставили вашим соотечественникам?

– В этом году один руандиец получил статус. Эта задача оказалась очень проблематичной. И нашим людям, и беженцам из других стран приходится по пять лет и более ожидать получения статуса.

– А сколько же всего руандийцев, которым вы как-то помогаете, находится сегодня в Петербурге и регионе?

– Примерно пятьдесят человек. Некоторые нашли убежище в других странах. Но я еще не сказал, что статус беженца получила также одна руандийская женщина, Эпифани, у которой шестеро детей. Эта семья живет в Псковской области. Да, дети у нее маленькие, старшему четырнадцать лет. Когда Эпифани приехала в псковскую деревню и поселилась там, ей вскоре дали статус, но недавно поменяли его на временный. Я чего-то не понимаю, это похоже на отказ. Теперь Эпифани снова ожидает получения нормального статуса беженца.

Добавлю, что к нам обращаются с просьбами о помощи также беженцы из других африканских стран. По мере наших сил и возможностей мы, конечно, помогаем. Только в последнее время возникла проблема с офисом для нашей организации, и это мешает.

Без получения статуса беженца мы не можем решить никаких проблем интеграции – ни проблемы средств к существованию, ни проблемы получения социальных прав, в том числе на медицинское обслуживание. Наши люди много пережили, вы же понимаете, как они измучены, какое у них здоровье, не дай Бог заболеет кто-нибудь, – как обратишься к врачу, если нет средств и ты никто, как у вас называют, – нелегал? Понятно, что у беженцев должны быть хоть какие-то минимальные средства.

– Имеет ли возможность "Ичумби" оказывать хоть какую-то помощь? На что живут ваши соотечественники? Постоянной-то работы, видимо, не имеют?

– Работы почти у всех нет. Приходится жить на материальную помощь. Еще в 1994 году мы обратились с просьбой о помощи к разным состоятельным организациям и получили поддержку со стороны управления Верховного Комиссариата ООН по делам беженцев, офис которого в Москве. В то время был офис и в Петербурге. Нам помогают теперь христианские организации, благотворительные, Красный Крест и другие. Есть гуманитарная помощь, но это такая вещь, что сегодня она есть, а завтра нет ее.

– Извините, ведь многие из ваших людей вместо того, чтобы ждать помощь, могли бы нормально работать, иметь зарплату, – сколько в Питере руандийцев, которые окончили наши вузы, стали специалистами?

– Двенадцать. Большинство окончили медицинские университеты, но есть и выпускники электротехнического, текстильного, университета связи, психологического факультета госуниверситета. Кандидаты медицинских наук есть. Постоянную работу из двенадцати имеют только двое руандийцев с высшим образованием. Это Ндахайо Теодор, окончивший Педиатрический университет с отличием, – он однажды встретил человека, который знал его еще по учебе, и тот взял Теодора на работу на собственный риск. Знаете, он очень любит детей, и дети его полюбили. Он очень хороший человек, Теодор Ндахайо. К счастью, ему дали теперь статус беженца. Второй – Манирагена Валенс – работает преподавателем в Электротехническом университете по контракту. Кстати, Валенс, эвакуированный из Руанды, уже даже не беженец – он получил российское гражданство. Остальные довольствуются только случайными заработками или материальной помощью. Работа, если подворачивается, на рынках – что-то погрузить или разгрузить. Или в каком-нибудь ресторане поработать дня три. Постоянной работы нет. Хотя – прекрасные специалисты, очень хотели бы найти постоянную работу, но все это упирается в отсутствие статуса беженца…

– Какой статус вы-то сами имеете?

– Я получил разрешение на временное проживание и теперь жду разрешения на постоянное по месту жительства жены, но этот процесс непонятно почему затягивается. Я уже пятый год женат, моя жена Ирина – гражданка России, работает учителем химии в школе. Но в настоящее время меня больше всего беспокоит положение тех руандийцев, которые подавали документы на получение статуса беженца еще в 94-м, в 95-м году, кто не имеет средств к существованию.

– То есть они ждут ответа по семь, по восемь лет? Или им отказали?

– Отказали двоим. С мотивировкой, что статусу беженца они якобы не соответствуют. По-моему, это необоснованный отказ. Получившие его подали в суд. Теперь дело осложнилось тем, что произошла реорганизация миграционной службы России, и в МВД, говорят, пока не сформированы штаты новой службы, все дела затягиваются.

Для меня лично проблема статуса очень важна потому, что получение постоянной регистрации дало бы возможность получить постоянную работу, которой у меня до сих пор нет. То, что я, как и другие руандийцы, много занимаюсь делами общества "Ичумби", - это ведь работа чисто благотворительная, мы ее выполняем на общественных началах и оплаты за нее никакой не получаем.

– Боевики здешних экстремистских организаций, – например, скинхеды, – не трогают вас?

– Таких случаев было довольно много. Особенно в последнее время. Самый тяжелый из них –- это когда один из членов нашей организации, гражданин Бурунди, попал в больницу на две недели – его избили на Невском.

– Прямо на Невском?

– Да, это было, я запомнил, 9 мая в этом году. Правда, мне неизвестно, нападавшие были скинхедами или нет.

– Как это произошло? Его избили потому, что он африканец, что у него другой цвет кожи?

– Не знаю… Шел по Невскому, какие-то молодые люди, с которыми он разминулся, вдруг вернулись и стали его избивать. Был еще случай, когда одному нашему руандийцу брызнули в глаза из газового баллончика. И другие такие же факты. Но в целом, я думаю, что это результат внутренних проблем, экономических трудностей. Распад Союза тоже сказался, гибель многих ваших парней в Чечне… Я надеюсь, что принятый Думой закон о борьбе с экстремизмом поможет изменить эту ситуацию к лучшему.

– Избили невинного человека на Невском!.. Как же тогда живется в деревне Эпифани с ее шестерыми детьми? Как ее занесло-то на Псковщину, в такую даль?

– В Руанде жила смешанная семья, в ней женщина была отсюда, и Эпифани была с ней знакома. Когда началась война, эту смешанную семью эвакуировали на родину эмчеэсовцы, а Эпифани с такой ее семьей некуда было деваться. Вот она и пробиралась героически в Россию… В Псковской области они жили сперва вместе с той семьей из Руанды, поскольку тут нет помещений для временного проживания беженцев. Пока жила у них, искала возможность получения статуса беженцев. И года четыре назад добилась. После чего в 1999 году получила от Верховного Комиссариата ООН по делам беженцев грант, чтобы заниматься сельским хозяйством. Купила домик, построила курятник. Кур выращивала, сеяла картошку.

– Птицы у нее много было? Она бизнес такой завела, что ли, – для продажи кур разводила?

– В основном, чтобы детей кормить. Муж ее погиб еще когда шла война, и они бежали из Руанды. Теперь она одна должна растить детей, а шестерых поставить на ноги, сами понимаете, очень тяжело. К сожалению, возникли проблемы: курятник сгорел. Не по ее вине сгорел, там комиссия была. По чьей вине? Это неизвестно. Следствием не установлено, от чего сгорел.

– А может – от кого сгорел... Вы не допускаете возможность умышленного поджога?

– Я не могу сказать, что отношение к этой семье недоброжелательное. В деревне к ней самой и к ее детям относятся хорошо. Все они учатся в школе, дружат с местными ребятами – никаких проблем. Эпифани рассказывала, что, когда сгорел курятник, учителя в школе так переживали за ее детей, что прямо до слез. Нет-нет, отношение в целом к руандийцам хорошее. На Псковщине ведь еще две наши семьи живут. И еще у одной семьи, живущей в деревне, – у Франсуа Туликункико, тоже был пожар: сгорел дом, в котором они жили. Но этой семье нам удалось помочь -– обществу "Ичумби" был предоставлен кредит Христианским межцерковным диаконическим советом, и проблема, можно считать, решена. А вот для Эпифани, для ее семьи мы пока не нашли, кто бы оказал крайне нужную помощь. Конечно, после пожара ей особенно тяжело, да еще новая проблема – получить постоянный статус беженца… Она очень переживает, боится, – вдруг скажут, что должна возвращаться на родину, а в Руанде по-прежнему все так не спокойно…