Евгений ШВАРЦ:
ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО НА ВСЕ ВРЕМЕНА

Евгений Шварц был писателем сугубо беспартийным и, казалось бы, полностью аполитичным. Ему очень, очень повезло: он не только не был репрессирован, но его обошла стороной даже кампания борьбы с "безродными космополитами". Сотни партийных "проверенных" литераторов гибли за якобы крамолу, обнаруженную в верноподданнических произведениях, а сказки Шварца преспокойно шли в театрах. То ли интеллекта цензоров не хватало на то, чтобы под сказочным флером обнаружить горькую насмешку, то ли аналогии были столь чудовищными, что признать их было гораздо опаснее, чем не замечать. Как бы то ни было, но "Голый король" (1934 год), "Тень" (1940), "Дракон" (1943) долгое время фигурировали под рубрикой "антифашистских пьес", разоблачающих нравы Германии 30-х годов. Впрочем, в "Драконе" компетентные товарищи все же унюхали что-то неблагонадежное и еще до конца войны ее фактически запретили.

Шварц писал аллегорически без каких-либо политических привязок, что и делает его пьесы драматургией на все времена – такими же, как и сказки Пушкина. И так же, как в сказках Пушкина, тон сказок Шварца колеблется от злой сатиры до высочайшей лирики. Но через пьесы Шварца "сквозным персонажем" проходит некто "не от мира сего", – честный интеллигент, которого все (или почти все) почитают за придурка.

Герой (будь то Ланселот из "Дракона" или Ученый из "Тени") в конце концов вроде бы побеждает, и справедливость (знать бы еще, что это такое) торжествует. "Шантажиста мы разоблачили бы,–- сетует Первый Министр из "Тени",– вора поймали бы, ловкача и хитреца перехитрили бы, а этот... Поступки простых и честных людей иногда так загадочны". Но если за Иванушку-дурачка, ставшего царем и получившего полцарства и царевну в придачу, искренне радуешься, то в победах шварцевских героев чувствуется какая-то горечь. Радость, вызванная победой над явным злом и даже обретением любимой женщины кажется очень хрупкой, недолговечной (истории Волшебника и Хозяйки или Эмилии и Хозяина Гостиницы в "Обыкновенном чуде"). Да, счастье пришло наконец, но – слишком поздно и вряд ли надолго.

С каждой новой пьесой это настроение прослеживается все четче. От всепобеждающей веселой сатиры и торжествующего оптимизма (ну, самую чуточку омраченного) в "Голом короле" до горьких раздумий в "Драконе".

Сказка, она, конечно, ложь, но если в сказочные декорации заключить реальную жизнь, сказка перестает быть сказкой. Слишком многое в пьесах Шварца напоминает действительность, четко прорисованную даже в мелочах.

Вам ничего не напоминает репортаж о битве Ланселота с Драконом? Не так ли делались и делаются сводки о победах народного хозяйства во время застоя и "удачах и достижениях" более позднего периода? "Господин Дракон не уничтожает врага только из любви к войне, он еще не насытился подвигами и не налюбовался чудесами собственной храбрости". Очевидно, наши доблестные генералы в Чечне тоже никак не могли насытиться подвигами. Надо, впрочем, заметить, что вряд ли найдется кто-то менее похожий на Ланселота, чем предводители боевиков, громящие больницы. Но абстрагируемся от благородства сказочного персонажа и посмотрим на рядовых граждан и "элиту", созерцающих битву "в верхах":

Мальчик: – Мамочка, ну смотри, ну честное слово, его кто-то лупит по шее!

1-й горожанин: – У него три шеи, мальчик...

Мальчик :Ну, вот видите, а теперь его гонят в три шеи!

1-й горожанин: Это обман зрения, мальчик...

Генрих: господин Дракон освободил от военной службы по болезни одну свою голову с зачислением ее в резерв первой очереди...

(вторая голова Дракона с грохотом валится на площадь)

1-й горожанин: я потерял уважение к Дракону на две трети..."

И так далее. Не похожа ли реакция многих наших современников на "ночь прозрения" с 21 на 22 августа 1991 года и аналогичные события менее глобального характера на шварцевскую реакцию зрителей, увидевших падение третьей головы?.. Так "теряют уважение" бывшие верноподданные к мэрам, губернаторам, министрам, утратившим посты. Так, пока Дракон еще в полете, не замечают очевидного, так "независимая пресса" комментирует коммерческие и политические неудачи спонсоров, каковые спонсоры, потерпев неудачу или, напротив, сорвав очень большой куш, переправляют нахапанное за пределы родины. "Так и знал. Вот отчего благоразумные люди переводят золото за границу в таком количестве. Один банкир третьего дня перевел за границу даже свои золотые зубы. Нет на свете более чувствительного организма, чем деловые круги". Трудно поверить, что этой сентенции из "Тени" больше полувека!

Евгений Львович уловил и еще одну черту, характерную для чиновных воров:

– Где же, однако, эти проклятые придворные?!

– За что вы их так ненавидите?

– Сам не знаю. Но чем больше я на них наживаюсь, тем больше ненавижу...

Жизнь показала, что такие люди действительно ненавидят и презирают тех, за чей счет живут, вовсю являют миру черты министра-администратора из "Обыкновенного чуда" (помните, как бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк?), а в "независимых журналистах" и прочих "властителях дум" отчетливо просматривается журналист Цезарь Борджиа из "Тени".

Характерно, что при всеобщей раннеперестроечной любви к "Дракону" "Тень" как-то (пардон за каламбур) задвинули в тень. Слишком уж разительными оказались аналогии, когда прекрасная принцесса (а может, славная наша интеллигенция), вроде бы полюбив благородного Ученого (или провозглашая что-то типа "мне глубоко противны ваши взгляды, но я готов отдать жизнь за то, чтобы вы могли свободно их высказывать"), позволила себя совратить похожей на оригинал, но отвратительной тенью (цель начинает оправдывать средства, а артисты и писатели требовать "раздавить гадину").

Сама же Тень, усевшись на трон, пытается превратить Ученого в свою тень. А утвердившиеся во власти начальники разных калибров драпируют творимые ими пакости в разглагольствования о демократии и правах человека. И мы зачастую начинаем путать, что первично, что вторично, где настоящая, нормальная демократия, а где ее мерзкая тень. И нет ничего хуже, чем оказаться во власти Тени. "Это жестокое существо погубит вас всех, господа. Он у вершины власти, но он пуст, он уже теперь томится и не знает, что ему делать". Когда же тень (хотя бы на минуточку) все-таки идет на свое место, те, кто ей прислуживал, начинают кричать "Долой тень!". Тень возвращается на трон, ей уже никак не скрыть свою истинную сущность, но окружение... опять ее восхваляет. В сказке Тень в конце концов все-таки убегает, в жизни же...

Вот диалог между Первым Министром и Министром Финансов (все та же "Тень"):

– "За долгие годы моей службы я открыл один не особенно приятный закон – как раз, когда мы полностью побеждаем, жизнь вдруг поднимает голову.

– Поднимает голову!? А вы вызвали королевского палача?"

Но бороться с Жизнью при помощи королевского палача хоть и просто, но малоэффективно. Есть более тонкие методы. Шварцевские негодяи отнюдь не тупые громилы, сработанные долотом и топором и выкрашенные наспех черной краской. Они умны, циничны, по-своему привлекательны. И с ними тяжело спорить. Но можно. И нужно. Напомним диалог неподражаемого Министра-Администратора и очаровательной Хозяйки.

– Приходите к амбару. Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я привлекателен, чего же тут время терять? В полночь у амбара. Жду. Не пожалеете.

– Вы сумасшедший?

– Что вы! Напротив, я так нормален, что сам удивляюсь.

– Ну, значит, вы просто негодяй!

– Ах, дорогая, а кто хорош? Весь мир таков, что стесняться нечего... Придете?

– И не подумаю. Да еще мужу пожалуюсь, и он превратит вас в крысу.

– Позвольте... Он волшебник?

– Да.

– Предупреждать надо! В таком случае забудьте о моем наглом предложении. Считаю его безобразной ошибкой, раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить.

Не всех может защитить волшебник. Но как бы ни насаждали нам сегодня мысль, что продается абсолютно все, далеко не каждая женщина придет в полночь к амбару на свидание с чиновным или денежным подонком. Много и таких, которые дадут такому кавалеру, извините, по морде. Конечно, в крысу превратить было бы надежнее, но увы... Приходится справляться подручными средствами. Главное – уважать себя и не принимать близко к сердцу сентенции министров-администраторов, заявляющих, что "людям я не верю. Я слишком хорошо их знаю, поэтому ни разу не влюблялся. Все люди – свиньи, только одни в этом признаются, а другие ломаются. А эти раздуватели чувств, это они лгут, будто совесть существует в природе, уверяют, что сострадание прекрасно, восхваляют верность, учат доблести и толкают на смерть обманутых дурачков. Это они выдумали любовь. Нет ее, поверьте солидному, состоятельному мужчине..."

Поддаться этой логике – сделать шаг к тому, чтобы перестать быть человеком. Герои Шварца постоянно преодолевают моральные ловушки, сталкиваются с неблагодарностью, непониманием, безжалостностью, делают ошибки, из лучших побуждений губят себя и дорогих людей ("Что ты сделал из любви к девушке?" – "Я отказался от нее!"). Отсутствие абсолютно идеального героя и мудрецов, что могли бы дать безошибочную инструкцию, следуя которой можно достичь абсолютного счастья, – это тоже характерно для пьес Шварца. Для жизни, впрочем, тоже. Нет и не должно быть того, "кто все за нас решит", мы свою жизнь делаем сами – и сами отвечаем за себя.

Никакой волшебник нас не спасет, если мы не спасем себя сами. И Медведь может стать больше человеком, чем охотник, а дочь людоеда более достойной любви, чем принцесса. В реальности маски не столь конкретны, но суть та же.

Аура Шварца, одновременно грустная, светлая и веселая, распространялась не только на его пьесы, но и на его друзей. Мы более или менее знаем пьесы Шварца, но только в перестроечные годы впервые были опубликованы его дневники, показавшие, как в человеке бьется живая мысль. Был он известный остроумец, в дружеском застолье мог сказать такое, что быстро превращалось в предание или анекдот. Вот только один из них. Однажды за столом (уже после войны вспоминали Чехова и его слова о том, что мы еще увидим небо в алмазах): "Вот мы, ленинградская интеллигенция,– заметил Шварц, его небо в алмазах и видели. В 41 году на крышах собственного дома, когда тушили немецкие зажигалки!".

Живи Ганс Христиан Андерсен в нашем столетии, он наверняка бы нашел с Евгением Львовичем общий язык, ибо объединяет их ирония и сарказм по отношению к уродствам окружающей жизни и добрая и нежная фантазия сказочника. Несмотря на самых противных персонажей, сказки Шварца отличают добрые интонации. Есть у него светлый лейтмотив, который лучше всего выражен в не очень известной и несказочной пьесе:

В доме "восемь" на Сенной
жили-были муж с женой
им пришлось, беднягам, худо,
но спасло от смерти чудо:
научила их беда,
разбудила навсегда,
вразумило состраданье
и на этом – до свиданья!.

Вера Камша