Антология "Город-текст. Петербург в стихах петербургских поэтов", посвященная 300-летию Города на Неве, вышла недавно в Германии (Гельзенкирхен, изд. Edita Gelsen e.V., 2002). В ней представлены произведения, созданные в конце 60-х и в 70–80-е годы молодыми тогда литераторами, "рожденными и сформировавшимися в Ленинграде, где они всегда чувствовали себя петербуржцами",– как написала во вступительной статье составитель сборника Ольга Бешенковская, петербургская поэтесса, проживающая в последние годы в Штутгарте (ФРГ).
"Поэзия Петербурга – не брызги ли это разбитого вдребезги революцией серебряного зеркала всё в той же причудливой оправе, где слились в единый эстетический узор барокко Зимнего дворца, кружевная решетка Летнего сада, классические линии гранитных набережных?..– размышляет составитель о природе творчества поэтов ее поколения и уточняет: – Мы ощущали себя как бы осколками иной эпохи, случайно залетевшими в странный, чужой и во многом враждебный мир… Но большую часть отведенного нам Богом времени мы прожили все-таки именно в Ленинграде. В городе пропахших кислыми щами коммуналок, гремящих трамваев, очередей за продуктами, хронического безденежья… И стихи наши были подчас едва ли не мрачнее самой действительности… При всем при том, невзирая на собственный мрачный опыт познания города, мы не оставили в нем невоспетым ни одного прекрасного уголка".
Публикуем четыре стихотворения из этого сборника.
Пески – петербургский район,
задворки угрюмой столицы.
Когда-то здесь шествовал слон,
подаренный Императрице.
Глядела из окон герань,
слегка приоткрыв занавески.
Небесную серую рвань
гнал северный ветер на Невский.
И благость, и тишь, и покой
такие стоят над Песками, что.
Господи Боже ты мой,
куда со своими грешками
мы вторглись... Зачем занесло
сюда наш раздор и растраву.
Уже упомянутый слон
гулял здесь по большему праву.
От века размеренный быт,
песочной традиции сила:
раз супчик семейный налит,
то – ешь, если даже остыло.
Любая худая молва
водою в песок утекает,
и в трауре скромном вдова
у Греческой церкви гуляет.
... Прошел катерок по реке,
мотивчик донесся знакомый...
А дом наш стоял на песке.
Верней – у нас не было дома.
Чтобы все флаги были у нас в гостях,
Город великий строится на костях.
Но и царю великому не перечь:
Сгинем в болоте, если костьми не лечь.
Восемнадцатый век начинается здесь:
У лиловых разливов Невы.
И, глядишь, поубавится шведская спесь
И боярская ярость Москвы...
Чтобы все флаги были у нас в гостях,
Город великий строится на костях.
Но и царю великому не перечь:
Сгинем в болоте, если костьми не лечь.
Позже время придёт купола золотить,
Нынче – потом скрепляй кирпичи!
И не жалко за город такой заплатить
Светом тоненькой жизни-свечи.
Это был нестерпимо холодный июнь:
Задувало с утра, заливало весь день.
И куда там озябшие плечи ни сунь,
И во что там сырые суставы ни вдень,
И какие зонты над собой ни пластай,
Заливает весь день, задувает с утра,
И навстречу неволе обманутых стай
Мчатся с Карского моря шальные ветра.
Разговор о погоде являлся тогда
Сочетанием вкуса, ума, остроты,
Но на рынке Сенном Золотая Орда
Продавала цветы, покупала цветы,
Но пропарывал шпиль оловянную мглу,
Но линяющий тополь выказывал тень,
Но асфальт голубел, и на каждом углу,
Побеждая, безмолвно взрывалась сирень.
Ангелу заиндевелу,
с деревянным стуком крыл,
встать нахохлену на крыше, невеселу
посреди духовного пробела
в ожиданье, чтобы час его пробил.
Ангелу, что неуклюже
на крыло, как на костыль,
опершись, окаменел от стужи, –
ангелу и свет, и север вчуже,
снежная невыносима пыль.
Ангелу белее снега,
крепче кристаллического льда,
город-призрак явлен, город-небыль,
город-сон клубящегося неба –
образ мира после Страшного суда.