Как быть с Чечней?

Эрнст ОРЛОВСКИЙ
правозащитник,
с 1990 по 1993 г. эксперт Комитета
по правам человека Верховного Совета России

Вооруженный конфликт в Чечне продолжается уже более восьми лет, и конца ему не видно. Власти не раз переименовывали этот конфликт ("восстановление конституционного порядка", "контртеррористическая операция" и др.), много раз назначали сроки его полного завершения (то речь шла о двух часах, то о неделях, то о месяцах) но проходят годы, и никакое иное слово, кроме слова "война", не является подходящим обозначением для происходящего в Чечне.

Согласно международному праву, при противодействии национально-освободительной борьбе должны в полном объеме соблюдаться все нормы Женевских конвенций, ибо такой конфликт должен рассматриваться как международный. Более того, существуют резолюции ООН, согласно которым противодействие национально-освободительной борьбе рассматривается как один из видов агрессии.

Но даже если не считать действия чеченских борцов сопротивления национально-освободительной борьбой и, соответственно, не считать чеченский конфликт международным, то уж во всяком случае это – типичный пример "вооруженного конфликта немеждународного характера", и стороны такого конфликта должны соблюдать значительную часть норм Женевских конвенций, как того требует "Протокол № 2" к этим конвенциям.

Можно ли считать восстановлением конституционного порядка меры, никак не соответствующие конституции России – ну хотя бы даже назначение главы республики? Говорят, что Конституционный суд признал соответствующими конституции действия федеральных властей в Чечне в 1994-1996 гг.

Но это не так. Конституционный суд рассматривал не действия, а лишь нормативные акты. Суду были представлены лишь опубликованные указы президента (журналисты раскопали один секретный указ, но Ельцин его отменил, и Суд отказался этот указ рассматривать). При всей осторожности и уклончивости формулировок постановления Конституционного суда (кстати, почти половина судей подали особые мнения, в которых обоснована неконституционность всех рассматривавшихся указов), все же постановление Суда содержит ряд важных положений, которые, к сожалению, замалчиваются не только сторонниками, но и противниками войны (последними – на волне возмущения позицией Суда). Прежде всего, резолютивная часть постановления содержит признание не соответствующими Конституции РФ ряда пунктов постановления правительства, конкретизирующего расплывчатые и двусмысленные положения президентских указов; однако эти пункты так и не были отменены.

Мотивировочная часть постановления также содержит ряд важных положений, отражающих правовую позицию Суда, которой обязаны следовать все правоприменительные органы. В постановлении отмечается, что, оценивая указ президента, Суд исходил из предположения, что слова об использовании "всех средств" для восстановления конституционного порядка в Чечне не должны на практике истолковываться как разрешающие использование средств, подпадающих под действие уголовного законодательства либо запрещенных другими российскими законами или международным правом.

Суд также отметил, что правовая оценка использования войсками средств, неуместных при отсутствии состояния войны (и при отсутствии даже чрезвычайного положения!) не относится к компетенции Конституционного суда, коль скоро эти действия не предписаны или не разрешены никаким нормативным актом. В этом случае правовую оценку таким действиям (имеются в виду бомбежки, артобстрелы, разрушения домов, аресты и расстрелы людей без соблюдения уголовно-процессуальных норм и тому подобное) могут и должны дать суды обшей юрисдикции.

К сожалению, никто не воспользовался этим советом Конституционного суда, кроме разве адвоката Хамзаева, подавшего иск о компенсации за дом, разрушенный федеральными войсками (кстати, отклонение его иска опирается не только на прямую ложь властей, но и на их словесную эквилибристику: власти утверждают, что военно-воздушные силы налетов в указанный день вообще не совершали; но ведь, оказывается, существует много видов авиации, не относящихся к военно-воздушным силам: авиация сухопутных войск, авиация пограничных войск, авиация внутренних войск и многие другие). Если б такие обращения, да еще в массовом порядке, появились, то "силовикам" пришлось бы либо признать себя преступниками, либо сослаться на до сих пор неизвестные указы президента (президентов).

Президент Путин недавно упомянул, что и в других странах не раз возникали ситуации, подобные конфликту в Чечне, и некоторые из них тянутся десятилетиями, тогда как другие удалось урегулировать. Он не назвал конкретных примеров удачно урегулированных конфликтов, но мне представляется, что одним из таких примеров может служить Македония. Уж как убеждали нас многие наши политики, политологи и журналисты: НАТО-де поддерживает террористов, дает македонцам советы, следование которым гибельно для Македонии – а что на деле? – изолировали экстремистов, отобрали значительную часть оружия, достигли компромисса с умеренными националистами, провели выборы, и Македония исчезла со страниц мировой прессы; я так понимаю, что там все в порядке.

Сложнее проходит подобный процесс в Косове и в Боснии и Герцеговине, но и там натовские операции (при участии, кстати, России) оказались в целом весьма успешными, вопреки истерикам российских "ястребов". Даже в тех случаях, когда процесс урегулирования далек от завершения (например, в Ольстере) властям не приходит в голову сметать с лица земли города и села, а диалог с руководителями противостоящей стороны продолжается, хотя и с перерывами. То же и в Палестине.

В начале 2003 года появились сообщения об успешном урегулировании еще двух очень давних конфликтов. Греки и турки на Кипре договорились о создании некоей федерации или конфедерации, а ведь вопрос казался неразрешимым, переговоры прерывались десятки раз. Хотя в последние десятилетия боевые действия на Кипре не велись, но начинался этот конфликт с войны и провозглашения независимого государства на Севере (не признанного никем, кроме Турции). А вторым подобным примером является Шри-Ланка: там десятилетиями продолжались вооруженные столкновения между боевиками тамильских сепаратистских формирований и правительственными войсками. Это было очень похоже на происходящее в Чечне. Переговоры прерывались десятки раз, теракты то и дело возобновлялись. И все же, как сообщается, соглашение достигнуто.

Как в 1991-1994, так и в 1996-1999 годах была масса возможностей для достижения modus vivendi в Чечне. Российская сторона не пожелала ими воспользоваться. Такого рода временные соглашения, когда каждая из сторон остается на своей позиции, вовсе не являются каким-то курьезом или уродством, как думают некоторые. Это очень частое явление в мировой практике. Вот и ныне такие договоренности действуют и в Приднестровье, и в Южной Осетии, и в Абхазии, и в Нагорном Карабахе, и там уже давно нет боев, хотя проблемы не урегулированы (замечу, что во всех перечисленных случаях Россия в той или иной степени поддерживает сепаратистов – типичный пример использования "двойных стандартов", в чем Россия так любит обвинять страны Запада!).

В 1993 году были в предварительном порядке согласованы с представителями Дудаева многие договоренности, в том числе о правах русскоязычных в Чечне и мигрантов из Чечни за ее пределами, а также по вопросам борьбы с преступностью (напомню, что Дудаев выдавал угонщиков до тех пор, пока "федералы" не перешли от сотрудничества с ним в этом вопросе к ультиматумам и самовольным вторжениям). Дудаев не раз выражал желание встретиться с Ельциным. Но российская сторона прервала все контакты и начала подготовку вторжения. Утверждения, будто в 1994 году в Чечне шла гражданская война между правительственными войсками Чеченской республики Ичкерия и вооруженными отрядами оппозиции, смехотворны. Допустим, оппозиция существовала. Но откуда же у оппозиционеров деньги? Откуда же у них вооружение, включая тяжелое, артиллерия, авиация, танки?! Ясно, что это все из России. Согласуется ли это с российской конституцией, да и с нормами международного права? – вопрос риторический! А когда дудаевцы взяли танкистов в плен, то оказалось, что и личный состав "отрядов оппозиции" – отнюдь не чеченцы и не жители Чечни, а русские, никогда не проживавшие в Чечне, бойцы российской элитной Кантемировской дивизии, – им, видите ли, предоставили отпуск для участия в похоронах родителей и на другие подобные цели (и разрешили прихватить с собой "на похороны" танки!). Группе депутатов Госдумы пришлось выручать танкистов из плена.

Стало модным обвинять генерала Лебедя в предательстве за подписание им Хасавъюртовских соглашений. Но на деле это был очень разумный шаг. При этом генерал Лебедь действовал не самочинно, а по поручению высшего руководства России. Ныне стараются не вспоминать, что после Хасавъюрта был еще Московский договор, подписанный президентами России и Чечни. (Конечно, лучше было бы, чтобы Ельцин встретился с президентом Чечни еще до начала первой войны – но лучше поздно, чем никогда). Кстати, договор Ельцин – Масхадов не был официально денонсирован российской стороной, не было и заявления о том, что российская (федеральная) сторона считает этот договор утратившим силу.

Непохоже, чтобы Россия выполнила свои обязательства по этому договору. Возможно, какие-то деньги в Чечню переводились, но было ли сотрудничество в торговле, в борьбе с преступностью, в вопросах пограничного и таможенного контроля, транспорта, связи и проч.? А если не было или почти не было, то чеченская ли сторона в этом была виновата?

Я помню лавину разнузданной античеченской пропаганды в те годы. Например, много писали об истории с подложными "чеченскими авизо", и лишь немногие издания впоследствии сообщили, что организовали эту аферу не чеченцы и не жители Чечни, и что банк Чечни своевременно телеграфировал о том, что эти авизо сомнительны, но эти предупреждения были проигнорированы. Российские политики и журналисты постоянно твердили, что Масхадов-де нарушает соглашение с Россией, поскольку по соглашению вопрос о статусе Чечни был отложен до 2001 года, а Масхадов и его окружение "имеют наглость" называть себя руководителями независимой Чечни. На деле соглашение предполагало, что каждая сторона остается на своей позиции, заключаются временные соглашения о сотрудничестве по различным вопросам и ведутся переговоры о возможных вариантах окончательного урегулирования. (Вот еще один хороший прецедент: в последние годы существования ГДР у нее были дипломатические отношения с ФРГ, хотя последняя продолжала считать ГДР своей территорией, "на которой временно не применяются конституция и законы ФРГ"). Вместо сотрудничества с законно избранным и признанным Россией президентом российские власти готовили вторжение.

В истории с кровавым рейдом Хаттаба и Басаева в Дагестан много неясного. Но напомню, что когда, несмотря на запрет Масхадова, вторжение началось, он договорился с руководством Дагестана о встрече на границе двух республик для урегулирования возникшей ситуации, и федеральные власти как бы не возражали, но (якобы) население воспрепятствовало такой встрече. Затем боевики были изгнаны из Дагестана, и было объявлено о создании "санитарного кордона" вокруг Чечни, российские войска вышли на Терек, т.е. снова вступили на территорию этой республики. Чеченская армия не сопротивлялась.

Была еще одна возможность провести переговоры с Масхадовым и помочь ему в наведении порядка и обуздании экстремистов. Но тут прогремели взрывы, которые сразу же были названы "чеченскими", хотя признанных судом доказательств этой принадлежности нет до сих пор, и любому чеченцу понятно, что они были гибельны не для России, а только для Чечни… В чем (кроме разве что интересов предвыборной кампании Путина) причина того, что (кем? где текст соответствующего документа?) было принято решение о вторжении за Терек и о новом штурме Грозного (под заклинания "никакого штурма не будет")?

Ныне многие (в том числе Ельцин, Степашин и генерал-герой Шаманов) признают, что начало войны в 1994 году было ошибкой. Видимо, близко и признание того, что начало войны в 1999 году (по крайней мере, вторжение за Терек) также было ошибкой. Но многие из тех, кто признает эти действия ошибкой, добавляют: но теперь уж делать нечего, придется воевать до победного конца, назначают даже сроки "окончательной победы".

Недавно даже Ирина Хакамада заявила, что за два месяца можно уничтожить остатки боевиков. Два месяца давно прошли, а россияне слышат вновь и вновь подобное уже в течение восьми лет. И сами генералы уже сквозь зубы признают, что "структура управления боевиками" не разрушена.

И правда, в истории не было случая, когда партизанская война закончилась военной победой регулярной армии (да еще в условиях, когда партизан поддерживает если не все население, то значительная его часть). И чем дольше российские власти будут упорствовать в своем отказе от переговоров (а вести переговоры имеет смысл лишь с тем, с кем воюешь), тем сложнее будет выйти из тупика. И чем больше загоняет себя Путин в тупик этой войны, тем более туманными становятся его политические перспективы. (Вспомним строки Владимира Высоцкого: "Сколь веревочке ни виться, все равно укоротят…")

Претензии к Дании и Великобритании в связи с тем, что они не торопятся выдавать России эмиссара Масхадова Ахмеда Закаева, тем более смехотворны, что еще не так давно он по приглашению российских властей побывал в Москве (и после этого ничего нового не совершил). Путин утверждает, будто Масхадов отказался от переговоров. Но, судя по всему, Путин понимает под "отказом от переговоров" отказ от безоговорочной капитуляции, а это вовсе не одно и то же.

Относительно того, что признание независимости Чечни невозможно, поскольку-де выход Чечни из состава Федерации запрещает российская конституция. Во-первых, само по себе упоминание в конституции мало что значит: в "основных законах Российской империи" император Всероссийский был назван также герцогом Шлезвиг-Голштейнским, Ольденбургским "и прочая, и прочая, и прочая", – следует ли из этого, что Россия была вправе (в мирное время) ввести войска в Шлезвиг или в Ольденбург?

Во-вторых, во множестве конституционных актов Российской Федерации утверждается, что республики добровольно вошли в состав Российской Федерации, а Чечня никогда о таком вхождении не заявляла и Федеративный договор не подписывала.

В-третьих, неправда, будто Конституция РФ содержит запрет на выход субъекта Федерации из состава Федерации, в ней об этом просто ничего не сказано.

В-четвертых, хотя вся Конституция обладает "высшей юридической силой", но сама же устанавливает некую иерархию своих положений: нормы об основах государственного строя и о правах человека наиболее сложно изменить, а все другие статьи должны толковаться в свете норм, содержащихся в этих двух главах; статья 65, содержащая перечень субъектов Федерации, к этим двум "неприкосновенным" категориям не относится и должна толковаться в свете содержащихся в "неприкосновенных" главах положений о добровольности объединения, о самоопределении наций и проч.; к тому же, порядок изменения статьи 65 максимально упрощен по сравнению с порядком изменения остальных (даже не относящихся к "неприкосновенным") статей конституции.

Столь ли опасно для России возможное отделение Чечни, как об этом расписывают так называемые "патриоты"? Вовсе нет – но лишь при условии, что будет обеспечено дружественное сотрудничество. Пример: Сан-Марино является независимым государством и окружено со всех сторон территорией Италии – но никаких проблем это не вызывает. Кроме того, мировая практика знает десятки форм связи государств, помимо полной интеграции и полной независимости, можно придумать и новые формы – было бы желание. Примеры: Пуэрто-Рико – государство, ассоциированное с США; Гренландия – неотъемлемая часть Дании, обладающая полной автономией во внутренней политике, а частично и во внешней (Дания – член Европейского Союза, а Гренландия – нет).

В заключение сошлюсь на Султана Яшуркаева, автора книги "Царапины на осколках" (интервью Инны Руденко с ним опубликовано в "Комсомольской правде" за 24, 25, 26 сентября 2002 г.; книга издана в Брюсселе, и я не знаю, как ее достать в России; это – дневник жителя Грозного с первых дней первой войны; Инна Руденко сравнивает эту книгу с "Дневником Анны Франк"). По словам Инны Руденко, автор приводит массу свидетельств дружбы и сотрудничества чеченцев и русских в прошлом. Мне больше всего запомнилась в этой газетной публикации полемика Яшуркаева с людьми, считающими, что в чеченском обществе существует глубокий раскол между теми, кто хочет полной независимости и разрыва связей с Россией, и теми, кто за полную интеграцию в состав России (замечу, что, судя по газетам, радио и телевидению, именно так думает значительное большинство российских политиков, политологов и журналистов). По словам Инны Руденко, Султан Яшуркаев считает иначе: подавляющее большинство тех, кто выступает за независимость Чечни, являются, тем не менее, сторонниками сохранения тесных экономических, культурных и иных связей с Россией; а подавляющее большинство тех, кто является сторонником сохранения Чечни в составе России, выступают тем не менее за предоставление Чечне максимальной автономии, не говоря уже о прекращении всякого рода беззаконий со стороны федеральных властей. И, таким образом, между этими позициями нет непреодолимой пропасти.

Я надеюсь, что Султан Яшуркаев прав. И хотелось бы, чтобы федеральные власти исходили из этого в своей политике. Но сегодня на это мало надежды.

От редакции:

Эрнст Семенович Орловский умер вечером 10 февраля, через два дня после того, как передал в "Терру" последний вариант этой статьи.