ОПЯТЬ ПОБЕДИЛ ЧИНОВНИК


О России, ее прошлом, настоящем и будущем корреспондент
"Terra incognita" Елена Галкина беседует с Ниной Катерли


Нина Катерли – член Союза писателей, прозаик и публицист. Многие ее сочинения переведены за рубежом. Член ПЕН-клуба с 1995 года. Активно занимается правозащитной деятельностью. Лауреат премии ПЕН-клуба СПб "За гражданскую и творческую смелость" (1996 г.) и премии Дома Книги и ПЕН-клуба СПб "Честь и свобода" по номинации "публицистика" за книгу "Иск" (1999 г.).


– Нина Семеновна, вы лауреат премии "За гражданскую и творческую смелость". В чем же ваша смелость заключалась?

– Об этом не мне судить, а тем, кто присуждал эти премии. Думаю, главным образом имели в виду мою книгу "Иск" и все, что ее написанию предшествовало и было потом. Книга документально-публицистическая, в ней описан судебный процесс, который начали против меня еще в начале перестройки. Некий коммунист Романенко написал книгу "О классовой сущности сионизма". А я выступила в "Ленинградской правде" и обвинила автора в нацизме.

Я написала, в частности, что неправильно думать, будто для своей пропаганды ксенофобы используют документы гитлеровских нацистов. Тем более что в те времена "Mein kampf" нельзя было купить на улице. Можно было взять в спецхране публичной библиотеки, и то на английском языке. Но только делать этого не было нужды – советская власть сама в течение многих лет регулярно выпускала литературу, направленную якобы против сионизма. На самом деле она мало отличалась от той, что издавалась нацистами. Я написала об этом, и Романенко немедленно подал в суд иск о защите его чести и достоинства.

Все это длилось долго. Начиналось в 1988 году, закончилось в 1990-м. В суде мне надо было доказывать обоснованность моих обвинений в нацизме. Что я и делала. Я нашла в "Mein kampf" аналогичные идеи и даже обороты. Нашла даже одну листовку, которую гитлеровцы распространяли на захваченных территориях во время Великой Отечественной войны, – с нее было многое чуть ли не дословно списано. Этот процесс я как бы выиграла…

– Почему "как бы"?

– Потому что, как потом по ходу дела выяснилось, создание этой книги инициировал и заказал несчастному Романенко обком КПСС – они ее там, в отделе пропаганды, редактировали, они дали указание "Лениздату" издать ее огромным тиражом и даже собирались переиздавать. Когда судебный процесс начался, уже шла перестройка. Обкому было неприлично признаваться в своем антисемитизме. Поэтому заказчики не поддержали автора. А когда общественные организации обращались в обком с вопросом, как КПСС оценивает книгу, там отмахивались и отвечали – это частное дело. Первый раз дело слушалось в Дзержинском районном суде (где судили Бродского), а потом, еще почти год, – в городском. В конце концов Романенко, видимо, посоветовали отказаться от иска. Он отказался, но нагло заявил на суде, что, мол, сионизм непобедим, и за мной стоят иностранные разведки. Он подал на меня заявление в КГБ, в котором сообщал, что я готовлю крупномасштабный заговор с целью свержения существующего строя насильственным путем…

– А он вообще – здоровый человек?

– Сейчас его, кажется, уже нет на свете. И я надеюсь, не наш процесс укоротил его жизнь – ведь он сам его начал, уверенный в победе. А здоровым ли был тогда, не знаю. Мне кажется, все люди, одержимые такого рода идеями, не слишком здоровы. Он, например, утверждал, что воевал, носил награды, а потом выяснилось, что один орден просто присвоил. Не успел повоевать. На суд приходил с огромной толпой, с плакатами. Шумели… Но и моих сторонников было много. Вообще на этот судебный "спектакль" многие ходили, как в театр.

После суда я получила право писать об этой книге все, что хочу, потому что дважды за одно и то же не судят. И я стала писать о фашизме, – у нас только зарождавшемся, а теперь цветущем пышным цветом. Я писала и пишу об этом без конца. Толку, правда, немного. Теперь ситуация изменилась – нацизм наш накренился в сторону антикавказских настроений. Это так же отвратительно, не в меньшей степени, чем классический нацизм, основанный на антисемитизме.

– Литература как метод борьбы с фашизмом может быть действенной?

– Я уже сказала: не слишком, увы… Это только один из способов. Литература, конечно, объединяет людей одного мировоззрения. Но есть еще и конкретные дела. Много раз я бывала на мероприятиях, которые проводил "Гражданский контроль" и другие общественные организации, на конференциях, международных форумах. Использовала всякую возможность, чтобы сказать об этой проблеме вслух. Как-то в начале девяностых Ельцин устроил в Москве встречу с интеллигенцией, и там от Питера оказались академик Лихачев, Олег Басилашвили, Алексей Герман, еще кто-то и я. Меня к Ельцину подвели, и я ему сказала: "Привет из Петербурга – колыбели русского нацизма". Он тут же ответил: "Я подпишу антифашистский указ!" Указ он подписал… Но, опять же, указ этот не выполнялся...

Мы уже 10 лет выпускаем антифашистский альманах "Барьер", главный редактор его историк Ирина Левинская. Однажды устроили встречу с руководством питерского МВД. Говорили о том, что у нас в городе скинхеды преследуют темнокожих студентов, одного забили насмерть, убили азербайджанца, который торговал арбузами. Но нам возразили: у нас-де нет никакого расизма – у нас есть уличное хулиганство. Мы тут же: почему это уличное хулиганство главным образом направлено против азербайджанцев, армян, против чеченцев, африканцев? Борис Пустынцев показал пачку фотографий с надписями, украшающими стены домов по всему городу: "Убей хача", "Убей азера", "Бей жидов". На каждом снимке был указан адрес. После этого нам пообещали, что для милиционеров будут читаться лекции по интернационализму.

– И что-то изменилось?

– Нет…Год назад, например, произошла такая история: моя дочь ехала на маршрутке и увидела антисемитскую надпись на щите для афиш. И рядом – огромную свастику. Она вышла из маршрутки, нашла молоденького милиционера и обратилась к нему. Он ответил: "Это не мой район". Потом все-таки подошел к щиту, посмотрел, что там написано, и заявил: "А что? У нас свобода слова… А жидов и правда надо искоренять". Вот и все лекции…

– Как вы считаете, эти настроения – от каких-то организованных структур или от самого народа?

– Я думаю, это идет от обывателя, который доведен до полного остервенения непрекращающейся чеченской войной. Объективно виновато государство – война не прекращается, а люди устали. На эту войну уходят огромные средства. Об этих бесконечных тратах мало пишут и мало говорят. А очень было бы неплохо, чтобы каждый раз сообщали – какие средства из бюджета уходят на ведение войны, а потом на восстановление Чечни, на строительство домов, которые тут же взрывают. Но главное, – приходят гробы… Кроме того, появилось много вынужденных переселенцев. На них выливается ненависть, которая вскормлена войной. Ненависть разжигается наличием самой войны и терактами. Ответственность за то, что теракты не предотвращаются, и за то, что для них существует почва, тоже ложится на государство. Людям страшно жить. Люди ненавидят тех, кто сделал это. А кто сделал? Те, кто доведен до отчаяния и озлобления поведением наших федеральных сил. А федералы доведены до остервенения и отчаяния гибелью своих товарищей. Вот и получается заколдованный круг и, честно говоря, я из этого круга выхода не вижу.

– Я часто вспоминаю первые годы перестройки, и мне кажется теперь, что эти годы и были в нашей жизни единственным временем настоящего счастья. Была вера в будущее, в свободу… Теперь настало новое время, какое-то смутное, и на душе неуютно. Что случилось?

– В конечном счете, каждый народ имеет то правительство, а с ним и ту жизнь, которую заслужил. К власти приходят те, кого все-таки выбирают. А выбирать у нас не умеют. Я убеждена, что для того, чтобы вообще существовала культура, во главе страны должны стоять не крепкие хозяйственники типа завхоза, а по-настоящему умные и культурные люди. Их, конечно, мало. А из тех, кто есть, далеко не каждый пойдет во власть. А если кто пойдет, то его еще и не выберут, поскольку интеллигенцию у нас, увы, недолюбливают – это тоже наследие советской власти.

Да, за эти десятилетия многие по разным причинам разочаровались в перестройке. И как бы непопулярно это ни прозвучало, но мое самое главное разочарование – это разочарование в наших людях. Они не смогли и не захотели понять, зачем ведется перестройка. И мешали ей. Хотя бы своим голосованием не за тех, кто смог бы построить достойную жизнь в стране, а за демагогов и крикунов.

А нам, тем, кто в перестройку поверил, казалось тогда: стоит только начать, дать людям свободу, позволить работать экономическим законам так, как они работают в развитых странах мира, – и все постепенно станет на свои места. Мы догадывались, что сначала будет трудно, но знали – это временно, надо только довести задуманное до конца. Смогли же страны Восточной Европы наладить свою экономику и живут уже по-европейски.

– Может, виной тому пресловутый русский менталитет? Все как-то другим путем…

– Наше общество воспитано советской властью. Но есть у России и своя "болезнь" – это непомерные амбиции. У всех. Что у бедных, что у богатых. Нам, как бы мы ни жили, непременно надо считать, что мы – великие!

Теперь общество расслоилось, и все друг друга тихо презирают. Бедные – богатых, ненавидя и считая, что все они до единого – воры. Богатые – бедных, которым должны бы помогать. А если в стране инвалиды и старики бедствуют – это позор всем. Но что делается? Прибавки к пенсиям – жалкие крохи. Законов, которые заставили бы новых русских действительно работать в пользу своего государства, не вводят или они не выполняются, потому что чиновники берут взятки, и все идет, как шло.

Почему? Кто идет на выборы? Молодежь в выборах почти не участвует. Она политику презирает, а нас считает поколением восторженных идиотов и романтиков. Для молодых теперь главное – дело делать. Это верно. Но они будут делать свое дело, а голосовать не пойдут. А то для "прикола" проголосуют за какую-нибудь партию любителей пива или еще чего-нибудь. В результате большинство голосов наберут искусственная "Единая Россия" и партия Зюганова. В итоге та же молодежь в одночасье лишится свобод, к которым привыкла, которые кажутся им естественными. Какой электорат – таков избранник…

– Так что же получается? Россия – безнадежная страна?

– Безнадежных стран нет. Но Россия столько лежала в крепостном праве, а потом при советской власти творилось такое, что теперь нужно много поколений, чтобы выйти на правильную дорогу, по которой движутся цивилизованные страны.

Поколению несчастных уже хорошей жизни не видать. Не видели они ее и раньше, хоть и думают, будто были счастливы. А были они просто молоды – в этом уже счастье. Кроме того, пропаганда внушала им, что они живут лучше всех в мире.

Теперь молодые люди, ничего толком не зная о нашей истории, вслед за бабушками повторяют, мол, Сталин был хороший, снижал цены, а сажал правильно, за дело. И если бы он сейчас пришел, сразу "навел бы порядок".

– Интеллигенция активно поддержала перестройку, но очень быстро сошла со сцены. Как и в 1917 году, интеллигенция говорила и спорила, а кто-то в это время делил и захватывал власть…

– Интеллигенция, к сожалению, всегда умеет хорошо говорить, но так упивается своими разногласиями, что зачастую для нее важнее переубедить или же растоптать "своего", чем увидеть настоящего врага, несущего опасность, и проявить твердость, даже жесткость. Помните, как во время первого путча мы все стояли на площади и ничего не боялись? Мы ощущали свою причастность к народу, мы все были заодно, все – за демократию. А второй путч? Как повела себя интеллигенция? Полный раскол. И до сих пор каждый отстаивает свое. "Растрелянный парламент!" (ни один депутат тогда не пострадал, а баркашовцы убивали людей), "мы уйдем с баррикад!" и т.д. И ушли. Многие – за границу…

– А какую истину, по-вашему, отстаивает В. Путин?

– Путин уже человек другой формации. Он прагматик. Сначала он провозгласил приоритеты, за которые я готова была поднять обе руки. Вопрос в том, смог ли он это выполнить? Началось торможение, чуть ли не застой. Интеллигенцию он, похоже, игнорирует. Именно ту, что начинала перестройку. Кто остается? Те люди, которые были орденоносцами еще при советской власти. Все они на плаву, вроде семьи Михалковых. Путин, видимо, считает, что ему поможет популизм, вроде нового старого гимна. Я думаю также, он испытывает огромное противодействие аппарата, который остался во многом прежним. И его задачей стало – удержаться на этом посту ради того, чтобы что-то все-таки успеть и чтобы его не начали пожирать как Ельцина. И он все больше опирается на тех, кто, как он думает, его не предаст, на своих прежних соратников гэбэшников. Но они привносят во власть свои взгляды. Памятник Дзержинскому не поставили – слава Богу. И репрессий как бы нет – с одной стороны. Но с другой: наезд на оппозиционные телеканалы. Значит, все-таки инакомыслие ограничивают. На ходу придумываются объяснения, мол, не стоит озлоблять народ, он не понимает…

…А война в Чечне как шла, так и продолжается. И как ее прекратить, боюсь, Путин и сам не знает…

– У вас нет такого ощущения, что мы пошли обратно – в прошлое?

– Нет. Я уже сказала: у меня ощущение, будто происходит какое-то торможение, топтание на месте… с шажками – то вперед, то назад.

– Как вы думаете, реставрация социализма возможна?

– По-моему, нет. Все попытки, которые исходят от разных лиц, группировок, партий, слава Богу, придерживаются. Пока. Впрочем, это не значит, что таких попыток и в дальнейшем не будет. Потому и надо разумно подходить к выборам, а не эмоционально. Надо видеть каждую мелочь, которая, как метастаз того времени, прорастает в сегодняшнее. Для этого нужны общественные организации, по-настоящему свободные СМИ и демократические выборы. Надо, чтобы во власть пришли честные и бескорыстные люди.

– А честные – они вообще остались?

– Их не много, это верно… Но они есть. При этом человек, идущий во власть, должен не просто хотеть, но и уметь работать профессионально. А таких, которые бы сочетали эти качества и не ради собственной славы шли туда, повторяю, очень мало. Товарищ Сталин правильно говорил: "Кадры решают все". А у нас с кадрами дело плоховато… Но я верю, что рано или поздно мы все же приблизимся к настоящей демократии, к цивилизации. Никуда от этого не деться. И страна уже меняется. Мы все равно стали другими. Нам бы еще терпения и понимания, как медленно происходит исторический процесс. Нам кажется, наша жизнь – такая длинная, а на самом деле – это миг. И я завидую молодежи – она уже родилась и живет в свободной стране, детям не надо вступать в октябрята, в комсомол, ходить в униформе "белый верх, черный низ", они могут покупать любые книги, ездить по разным странам. У молодежи нет в памяти тех лет, когда главенствовала одна идеология – коммунистическая.

– Свобода, кажется, еще есть. Но почему так плохо?

– Во-первых, мы только что сказали, что плохо не все. Но известна одна российская беда – коррупция и зажравшиеся чиновники. В России это было всегда. И советская власть с ней справляться даже не собиралась, а только наращивала разрыв между номенклатурой и простым народом. И сейчас, кто у нас все тормозит и при этом имеет привилегии? Опять чиновник. Опять он победил.

– А дальше что? Что нам-то делать?

– Ну, дать такой рецепт для всех мне не под силу. Думаю, мы можем просто делать свое дело. Честно и ответственно. Говорить людям правду, ничего не боясь. Помнить, что от каждого из нас что-то, да зависит. А еще наше дело – постараться любить ближнего, хоть иногда это очень трудно. Стараться сохранить в себе самом человеческие качества. Несмотря ни на чьи угрозы и ни на какие соблазны.



 Rambler's Top100 Рейтинг@Mail.ru