Лечить нельзя помиловать

Дмитрий Сычев

Казалось бы, те времена, когда инакомыслящих кидали в психушку, в нашей стране ушли в прошлое вместе с коммунистическим режимом. Но можем ли мы считать, что тема закрыта?

"За политику в дурдом действительно больше не запирают, – рассказывает врач-психотерапевт Роман Чорный, член Санкт-Петербургской общественной организации "Гражданская комиссия по правам человека". – Однако это не значит, что здоровый человек не может в наше время оказаться в сумасшедшем доме. Просто мотивы у "заказчиков" и "исполнителей" теперь, как правило, иные: не идеология, а материальная заинтересованность. За 1998–2000 годы нами задокументировано 85 случаев психиатрического произвола в Санкт-Петербурге".

Сергей Сушков (по понятным причинам имена пострадавших от психиатрического произвола в этой статье изменены. – Ред.), житель Ленинградской области, после развода с женой настойчиво добивался возможности встречаться с сыном. И очень надоел и ей, и ее матери. Достал… По заявлению бывшей тещи, утверждавшей, что Сергей якобы ее избил, им занялась милиция.

В августе 1998 года следователь предложил Сушкову пройти психиатрическую экспертизу. Причем все "по-честному": "И вы пройдете экспертизу, и ваша бывшая жена. Вы ведь здоровый человек, чего вам бояться?" Эксперты признали Сергея невменяемым, а суд назначил ему принудительное лечение в психиатрической больнице.

Из больницы он сумел сбежать и уехал в Петербург, где спокойно работал по своей основной специальности. Соскучившись по матери, решил навестить ее, хотя знавшие ситуацию правозащитники отговаривали его. Видно, все еще считал происшедшее недоразумением, не понял, с чем и с кем дело имеет. Там, у матери, и повязали Сергея. "Долечиваться" отправили в Свирскую психиатрическую больницу Лодейнопольского района. В январе 2000 года с подозрением на туберкулез его отправили в другую больницу в сопровождении нескольких санитаров. Увозили целым и невредимым, а в другую больницу привезли с черепно-мозговыми травмами, от которых он вскоре и умер. Санитары утверждали, что больной по дороге "выскочил из машины и ударился головой". В феврале 2000 года Гатчинская прокуратура возбудила уголовное дело по ст. 111, ч. 4 УК РФ, а через год оно было прекращено – за отсутствием события преступления.

(По материалам Гражданской комиссии по правам человека)

Принудительное лечение, как в случае с Сергеем, назначается судом в том случае, если человек совершил деяние, предусмотренное уголовным кодексом, но признан психически больным и не может нести ответственность за свои поступки. Если в деле недостаточно доказательств, – поясняет Роман Чорный, – для следствия очень удобно, чтобы человека признали невменяемым. Тогда на него можно повесить все что угодно, и ни один суд не станет всерьез рассматривать доказательства его вины. А вот дальше он может провести в лечебнице хоть всю жизнь – решения о продлении срока принудительного лечения штампуются судами автоматически, на основании заключения лечащего врача. А если такой "больной" окажется на свободе? Казалось бы, чего проще, – найди другого психиатра, получи справку о своей вменяемости и подавай в суд на тех, кто держал тебя среди сумасшедших. Как бы не так!

Во-первых, далеко не каждый психиатр решится обвинить своих коллег в непрофессионализме или в прямом преступлении. Не каждый решится и ответственность на себя взять: а вдруг сегодня вы получите подтверждение, что здоровы, а завтра убьете кого-нибудь – потом проблем не оберешься. Во-вторых, те, кто держал вас в больнице, могут заявить, что вы в данный момент здоровы именно потому, что вас хорошо лечили. А до лечения вы были тяжело больны. По словам одного военного психиатра, тут "главное – правильно оформить историю болезни. Всегда можно какие-то черты личности притянуть к психическому заболеванию". В-третьих, возможен и самый страшный вариант: в результате "лечения" вы и в самом деле станете психически больным, и тогда уже никто никогда ничего не докажет.

Обвинить в уголовном преступлении и затем "закрыть" в психлечебницу – один из путей устранить ненужного человека без помощи киллера. Если, конечно, достигнут преступный сговор между заказчиком, следователем, к которому попало дело, и экспертами-психиатрами. Но человек благоразумный не пойдет на это. Ведь может быть установлено, что "пациента" оклеветали и преступления он не совершал, что диагноз поставлен неверный, что использовались заведомо ложные показания, а это все – уголовные преступления. Так же, как и фальсификация уголовного дела.

Криминал нынче нагл, он ищет и другие варианты, которые могут показаться более безопасными.

Сын Лидии Владимировны задолжал крупную сумму денег. Кредиторы "порекомендовали" ему продать квартиру, где были прописаны он и Лидия Владимировна, мать. Куда же ее девать? Придумал: устроил скандал, довел мать до истерики, вызвал милицию, приехавшую подозрительно быстро. Следом за ней прикатил психиатр. И несчастную женщину увезли в больницу Св. Николая Чудотворца (в народе – "Пряжка"), как была – в одном халате и тапках. В двадцатиградусный мороз!

Лидии Владимировне повезло: соседи услышали шум, поняли, что происходит, и сообщили ее мужу. Он в тот же день привлек к делу адвоката. Не сплоховала и сама Лидия Владимировна – доктор математических наук, человек образованный и трезвомыслящий. Несмотря на угрозы, она не подписала в больнице ни одной бумаги. С адвокатом ей разрешили увидеться после того, как она "подарила" медсестре все бывшие на ней украшения. Дело вышло из-под контроля "исполнителей", и на следующий день комиссия признала Лидию Владимировну здоровой. Но попытки привлечь к ответственности людей, пытавшихся упрятать ее в сумасшедший дом, оказались, к сожалению, тщетными.

(По материалам специальных Сахаровских слушаний "Психиатрия и права человека")

Из специального доклада Уполномоченного по правам человека в РФ О.О.Миронова известен случай, когда гражданин Г. был незаконно помещен в психиатрическую клинику г. Ухты стараниями своего соседа – сотрудника милиции Ш., с которым у него сложились личные неприязненные отношения. Этот Ш. с сообщниками – сотрудниками милиции, выбив дверь и надев на Г. наручники, доставил его к врачу-психиатру, которая, не проверив факты, поставила диагноз: шизофрения. На этом основании Г. поместили в психиатрическую клинику, где он пробыл до суда. Судья, не изучив как надлежит основания для применения к нему мер медицинского воздействия, вынес решение – поместить Г. в психиатрический стационар общего типа.

В обоих этих случаях жертвам карательной психиатрии повезло – за них нашлось кому квалифицированно заступиться. В сотнях других случаев люди так и остаются "сумасшедшими". Их отправили на недобровольное лечение, то есть они не обвинялись в совершении уголовных деяний, все происходило в рамках гражданского судопроизводства.

На каком же основании людей, не нарушавших закон и не представляющих опасности для окружающих, удается бросить в психушку, не состряпав на них хотя бы самое захудалое уголовное дело?

Увы, такую лазейку злоумышленники находят в законе РФ о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании. Одна из его статей позволяет запереть в психиатрический стационар человека без его согласия или без согласия его законного представителя до постановления судьи, если злоумышленник в белом халате объявит, что психическое расстройство является тяжелым и, если оставить его без психиатрической помощи, то будет нанесен "существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния".

Попробуйте найти человека, которого на основании данного пункта нельзя упечь в сумасшедший дом. Кто и каким образом сможет доказать, что его психическое состояние не ухудшится, если его не положить в психиатрическую лечебницу?

Представ перед комиссией психиатров, избранная ловкачами жертва оказывается в положении одноглазого шахматиста, игравшего с Остапом Бендером, – какой ход ни сделай, все равно в конце партии получишь доской по голове. Испытуемый совершенно спокоен, не повышает голос, вежлив? Так это апатия, потеря интереса к окружающему – вполне тянет на вялотекущую шизофрению. Горячится, пытается доказать, что ошибка, мол, вышла? Все ясно: склонность к агрессии – опасен для окружающих. А может, вообще молчать? Ну, тут дело совсем плохо – ступор, срочно в больницу!

В резолюции ООН 46/119 от 18.02.1992 года "Защита лиц с психическими заболеваниями и улучшение психиатрической помощи" (Принцип 16) сказано, что в случае, подпадающем под действие упомянутого российского закона, "по возможности нужно обратиться за консультацией ко второму такому же психиатрическому работнику, независимому от первого. В случае несогласия второго психиатрического работника с первым принудительная госпитализация или задержание не проводится". Однако "традиции отечественной психиатрии" таковы, что обращаться к независимому психиатру необходимо не "по возможности", а строго обязательно, и не к одному, а к нескольким и из разных психиатрических учреждений (да, именно так, – чтобы снизить вероятность преступного сговора). В нашем же законе об этом нет ни слова.

Не стоит самим себя запугивать. Наш закон все-таки предусматривает некоторые механизмы защиты интересов граждан в случае, если стоит вопрос о недобровольной госпитализации. В течение 48 часов с момента помещения человека в психиатрическую клинику он подлежит обязательному освидетельствованию комиссией врачей-психиатров. Если госпитализация признается обоснованной, то заключение комиссии, вместе с заявлением о помещении в стационар, в течение 24 часов должно быть передано в суд по месту нахождения психиатрического учреждения. В течение пяти дней с момента принятия заявления суд обязан рассмотреть его и принять решение по вопросу о недобровольной госпитализации.

Однако на закон, защищающий человека, в отличие от закона карательного, по старой российской традиции вполне могут и внимания не обратить. Или обратят внимание лишь на те пункты, по которым можно "упечь". И только их увидят, только на них будут опираться. И толковать их будут так, как выгоднее.

Татьяна Дикульская, преподаватель русского языка. При разводе в 1997 году хотела забрать у мужа ребенка. Тот пригрозил упрятать ее в психушку. А человек он состоятельный и предприимчивый, слов на ветер не бросает. Поэтому Татьяна, прежде чем начинать тяжбу за сына, дважды прошла психиатрическое освидетельствование в ПНД Выборгского района. Оба раза было подтверждено ее полное психическое здоровье.

Муж при очередном конфликте из-за ребенка вызвал милицию. Милиционеры уговорили Татьяну поехать в больницу им. Скворцова-Степанова на освидетельствование. А там ее уже ждал "теплый прием". Татьяну попросили подписать согласие на добровольную госпитализацию, а когда она отказалась, врачи передоверили проведение переговоров санитарам с физиономиями каторжников. Те популярно объяснили, что в больнице она останется в любом случае, но, если не подпишет добровольного согласия, то ее потом каждый день будут насиловать. Запуганная женщина подписала все, что от нее потребовали преступники, и оказалась в больнице.

Вскоре Татьяна заметила, что муж зачастил к ее лечащему врачу, о чем-то с ней регулярно беседует, а матери и сестре все реже разрешают ее увидеть. Состояние Татьяны от "лечения" ухудшалось. Тогда она написала заявление с требованием выписать ее из больницы. Теперь все делается по закону. Отказалась от добровольного лечения – дело передается в суд.

Заседание Приморского районного федерального суда под председательством судьи Баранцевой проводится прямо в отделении больницы. Мать Татьяны на него не допускают. Дальше все очень просто – на заседание суда Татьяну привели, когда оно уже шло, привели едва живую, находящуюся под действием психотропных препаратов. Показали судье, как диковинного попугая, и увели. Решение суда о недобровольной госпитализации ей зачитали через десять дней, когда обжаловать его было уже поздно.

А дальше Татьяна смирилась, пообещала, что не будет жаловаться, признала, что от лечения ей "стало лучше", и претензий у нее никаких – тогда ее отпустили.

Все было сработано эффективно – ребенок Татьяны остался у мужа.

(По материалам Гражданской комиссии по правам человека)

По поводу отношения судов к принятию решений о недобровольной госпитализации в психиатрическую лечебницу приведем отрывок из доклада Международной хельсинской группы "Положение психически больных в Санкт-Петербурге и области" за 2000 год.

"В прямое нарушение Закона “О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании”, – говорится в этом документе, – судебное рассмотрение дел о насильственной психиатрической госпитализации зачастую проводится в отсутствие того лица, дело о котором рассматривается судом.

В случае же, если это лицо присутствует в судебном заседании, оно предварительно доводится инъекциями сильнодействующих нейролептиков до психически крайне ненормального состояния – состояния сильнейшей нейролептической интоксикации, лишающей жертву возможности внятно говорить и адекватно участвовать в судебном заседании…

Если родственники жертвы выражают желание присутствовать на судебном заседании или участвовать в нем, они, как правило, не допускаются – даже при наличии у них на руках нотариально заверенной доверенности от имени жертвы на право представления ее интересов в суде.

В случае, если жертва или ее представитель успели заключить соглашение с адвокатом, – этот адвокат к работе по делу не допускается, а для участия в процессе назначается “надежный” адвокат, не защищающий интересы жертвы.

Подобные методы приводят к тому, – подытоживают эксперты, – что судебная санкция на недобровольное содержание жертвы в стационаре дается психиатрам практически во всех случаях и является чем-то вроде ничего не значащей формальности…"

Совершенно непонятно, как можно вообще проводить судебное заседание, если одна из сторон находится под действием психотропных препаратов, то есть веществ, изменяющих сознание в не меньшей, а часто и в большей степени, чем наркотики или алкоголь. Можно ли представить себе обычный гражданский процесс, где истец "ширнулся" героином, ответчик "закинулся" циклодолом, адвокат со свидетелем нюхают клей, а судья всех их внимательно слушает и фиксирует показания?!

Ведь судьи обязаны понимать, что любой человек, самый что ни на есть нормальный, находясь под действием психотропных препаратов, будет вести себя как душевно больной. А если они это понимают, то почему не назначить экспертизу и, в случае наличия в крови у "обвиняемого" подобных веществ, не отложить заседание и не защитить человека от принудительного одурманивания? Представьте себе, что перед проведением заседания уголовного суда государственный обвинитель проник к обвиняемому и заставил его принять наркотики? Если подобный факт станет известен суду, в чью пользу он будет истолкован? А ведь в случае рассмотрения вопроса о принудительной госпитализации речь тоже идет о лишении человека свободы! Почему же судьи допускают, чтобы "обвинитель" (психиатр), присутствуя на суде трезвым, имел возможность ввести "обвиняемому" (предполагаемому пациенту психиатрической клиники) такой наркотик, какой пожелает? Думаю, вовсе не потому даже, что их кто-то подкупил. Просто хочется поскорее отделаться и от умных психиатров, и от несчастного с блуждающим взглядом и слюнями на подбородке – пускай себе "лечат"…

И жертва вступает в страшный мир, где с ней могут делать все, что угодно, – любой протест, если и выйдет за пределы больницы, будет восприниматься как бред сумасшедшего. В соответствии со статьей 38 Закона "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" государством должна быть создана независимая от органов здравоохранения служба защиты прав пациентов, находящихся в психиатрических стационарах. Закон был принят в 1992 году, скоро десять лет пройдет, а служба подобная не создана ни в одном регионе России. Что же касается независимых общественных организаций, то психиатр всегда может не допустить их сотрудников в больницу, даже не утруждая себя выдумыванием оснований отказа.

Помнится, Екатерина Великая издала указ, по которому крепостным не дозволялось жаловаться на барина. Положение пациентов наших психиатрических клиник еще хуже – любая, самая разумная их жалоба будет выслушана либо прочитана со снисходительной улыбкой. В этой экстерриториальной зоне, именуемой "психиатрическая больница", белые господа-врачи могут чего угодно добиться от своих черных рабов-пациентов.

Александр Леонидович Семенов, врач-терапевт. 8 ноября 1998 года "сошел с ума". Приступ сумасшествия случайно совпал с моментом расселения коммунальной квартиры, в которой он был прописан. Сперва "больного" отвезли в отделение милиции, затем поместили в психиатрическую больницу № 6, на Набережной Обводного канала, 9. В результате "лечения" из своих трех комнат в малонаселенной коммуналке на Васильевском острове "больной" переехал в однокомнатную квартиру в спальном районе на плохо обустроенной окраине города. Все необходимые документы Александр Леонидович собственноручно подписал, находясь в больнице: все-таки лучше жить "на выселках", чем в психиатрической клинике.

(По материалам Гражданской комиссии по правам человека)

Как же можно так поступать со здоровыми людьми! – возмутится читатель. А с больными – можно ли? Какая в данном случае вообще разница, здоров господин Семенов или болен?

Вернемся к уже упомянутому докладу Международной хельсинской группы: "Имущественные права душевнобольных, а также лиц, необоснованно объявленных таковыми, нарушаются грубейшим образом – повсеместно и систематически, – даже при наличии у них близких родственников…

Что же касается одиноких людей, юридически безграмотных… и обладающих “привлекательным” для нравственно-нечистоплотных чиновников, психиатров и сотрудников милиции имуществом, то нередко именно эти обстоятельства и становятся истинной причиной заведомо ложного объявления таких людей душевнобольными, помещения их в психиатрические стационары и лишения дееспособности.

Движимое имущество пациентов психиатрической службы разворовывается при насильственном стационировании или позднее – в связи с тем, что ключи от жилища изымаются у больного и доступ туда любых лиц становится беспрепятственным и бесконтрольным…

Недвижимое имущество больного прибирается к рукам лицами, которым поручается осуществление опеки после оформления лишения дееспособности.

Очень часто эти функции передаются кому-либо из психиатрического персонала. Во многих психиатрических учреждениях образовались даже негласные “очереди” персонала на завладение жильем одиноких пациентов.

Руководство ведомства здравоохранения, а также органы опеки относятся к подобным случаям не иначе как к “законной добыче” психиатров".

Комментируют специалисты

Роман Матвеевич Войтенко, заслуженный врач России, академик Международной Балтийской психологической академии, зав. кафедрой социальной психиатрии и медицинской психологии Санкт-Петербургского института усовершенствования врачей-экспертов.

Мы, психиатры, имеем дело с особыми больными – с людьми, у которых очень часто отсутствует способность к критической оценке своего состояния. В большинстве случаев, если вы сравните историю болезни, записи наблюдений экспертной комиссии, решающей вопрос о целесообразности помещения в стационар, и выслушаете рассказ самого больного, – вы получите две совершенно разные картины. Вспоминается один мой пациент, – это было еще на заре перестройки. Очень умный человек, кандидат наук. Врачи его любили, старались подкармливать, поговорить с ним было очень интересно. Приезжает комиссия, беседует с ним. Вроде все нормально. Удивляются: а зачем вы его тут держите, он же здоров? Я тогда спрашиваю у больного, как он питается.

– Уже три года не ем, – отвечает.

– Как так?

– А у меня внутри все сгнило, я еду в рот кладу, а она в пустоту проваливается.

Проверяющие больше не спрашивали, почему нужно лечить этого человека.

Так что врачам не так просто с ходу решить, требуется человеку психиатрическая помощь или нет. А больной может сам не понимать тяжесть своего состояния. С другой стороны, необходимо защитить людей от злоупотреблений, от необоснованной госпитализации, которая по сути тоже является лишением свободы. Допускаю, что при нынешнем положении дел в области защиты прав пациентов психиатрических больниц существует возможность, по ошибке либо из корыстных соображений, поместить в клинику человека, не нуждающегося в стационарном лечении.

Что, на мой взгляд, нужно изменить в нашем законодательстве, чтобы уменьшить вероятность подобного? Во-первых, как только человек оказывается в клинике и ставится вопрос о недобровольной госпитализации, ему должен быть предоставлен адвокат.

Во-вторых, родственники могли бы взять на себя ответственность за больного. В принципе, любого человека можно отдать близким родственникам, проживающим с ним в одной квартире. Если я как врач считаю, что человек нуждается в лечении, я могу сказать: "Так-то и так-то, ваша мама или муж нуждается в госпитализации, иначе возможны такие-то последствия". Если родственники не согласны – пускай под расписку забирают человека домой. Ведь если у вас болен ребенок, и врач считает, что ему необходима операция, – силой он у вас ребенка не заберет. Он может считать, что вы глупость делаете, но, тем не менее, вынужден ребенка отдать. Почему же этот механизм нельзя применить в отношении душевно больного, который, как и ребенок, не несет ответственности за свои действия?

Другой вопрос – кто будет отвечать, сотвори такой больной что-либо с собой или с кем-то другим. Этот момент в нашем законодательстве не отрегулирован. Думаю, если родные, вопреки мнению психиатра, отказываются от помещения больного в стационар, то они и должны нести юридическую ответственность в случае возможных трагических последствий.

Подчеркну, речь идет именно о вреде физическому здоровью человека, не душевному. Возможное ухудшение психического здоровья не может быть основанием к недобровольной госпитализации. О чем тут говорить? Ухудшится психическое здоровье – госпитализируем, не ухудшится – так и не нужна ему, значит, больница. И в Законе о психиатрической помощи необходимо это указать как одно из условий недобровольной госпитализации. "Существенный вред его физическому здоровью вследствие ухудшения психического состояния…" – так это должно звучать. Допустим, человек отказывается от пищи. Или случаи, когда больные пытаются сами себя "оперировать": у человека, например, задержка мочи и он пытается отрезать себе половые органы – совсем недавно был такой пациент. Конечно, опасного больного необходимо поместить в стационар, иначе он может себя искалечить.

То есть существуют два случая, когда врачи обязаны госпитализировать больного в психиатрическую клинику независимо от его согласия. Если он представляет опасность для окружающих либо если он вследствие психического расстройства может нанести серьезный вред своему физическому здоровью. Опытный эксперт может определить, когда больной находится в подобном состоянии.

А вот по поводу возможного сговора экспертов, коррупции, могу сказать следующее. В случае необходимости принятия решения о недобровольной госпитализации данный вопрос должны решать эксперты из другого ведомства. Подчеркиваю этот момент: не из другого лечебного заведения – это еще не гарантия беспристрастного отношения – а из другого ведомства. Тогда уже не может идти речь о каких-либо корпоративных интересах, о защите "чести мундира". Вот мне на интересы Управления здравоохранения, извините, наплевать – наш институт ему не подчиняется. Главный психиатр города давления на меня оказать не может. И ставить на карту свою профессиональную репутацию ради того, чтобы "прикрыть" недобросовестных врачей, мне совершенно ни к чему. Вообще, при любом рассмотрении вопроса о недобровольной госпитализации освидетельствование должны проводить не врачи больницы, в которую помещен пациент, а независимые эксперты.

Но возникает другая проблема – кто будет платить? Комиссия состоит из трех квалифицированных экспертов. Подчеркиваю – квалифицированных. Каждый эксперт в области психиатрии – психиатр, но далеко не каждый психиатр может стать экспертом. Для подготовки заключения по одному пациенту требуется три-четыре дня работы. А если одна из сторон потребует проведения повторной экспертизы? Эту работу нужно оплачивать, соответственно, законодатели должны выработать механизмы такой оплаты.

Если каждый пациент, направляемый на недобровольное лечение, будет освидетельствован действительно независимой комиссией, то возможность ошибки при постановке диагноза или его сознательного искажения будет сведена к минимуму. Эксперт разберется и в случае, когда пациент находится под действием психотропных препаратов. Судья, не имеющий медицинского образования, просто увидит, что человек вялый, речь несвязная, ведет себя неестественно, и, скорее всего, даст санкцию на недобровольную госпитализацию. Независимый же эксперт сразу скажет врачам: "Так, сейчас смотреть его не буду, снимите все препараты, через неделю посмотрим".

Что же касается судейства (я говорю конкретно о случаях, связанных с психиатрией), то, по моему, оно хуже некуда. Даже по сравнению с советским периодом уровень судей резко снизился. Большинство профессионалов высокого класса были вынуждены заняться адвокатской практикой, которая позволяет легально зарабатывать в десятки раз больше. А кто остался? Очень часто разговариваю с судьей, объясняю ему что-то, а он просто не понимает, о чем идет речь.

Артемий Николаевич Котельников, президент Международной коллегии адвокатов "Санкт-Петербург", Первый вице-президент Гильдии российских адвокатов.

– Мне не нравится сам термин "недобровольная госпитализация". Такая госпитализация должна называться принудительной, какой она на самом деле и является. "Недобровольная" звучит слишком мягко и скрывает суть происходящего.

– Ну хорошо, начнут ее называть "принудительной", а что от этого принципиально изменится для конкретного человека, которого хотят поместить в психбольницу?

– Он получит бOльшую защиту. Такой человек должен приравниваться к любому гражданину, лишенному свободы. Если он не в состоянии платить за свою защиту, ему должны с момента помещения в психиатрическую клинику предоставить бесплатного адвоката. Если у адвоката, представляющего интересы больного, возникнут сомнения в обоснованности медицинского заключения, он вправе (и обязан) ходатайствовать перед судом о проведении независимого психиатрического освидетельствования.

– Простите, но ведь наш закон, при всех его недоработках, все же предусматривает защиту прав пациентов психиатрических клиник. Почему же получается, что во многих случаях человек попадает на конвейер, где его участь заранее решена, а права цинично игнорируются?

– Это вообще черта советского строя. В сознании людей остаются пережитки советизма, большевизма.. Вот в Индии, кстати, есть закон, по которому, прежде чем стать судьей, необходимо пять лет отработать адвокатом. Сначала научись защищать людей, а потом получай право судить, иметь суждение. У нас же первое и единственное, чему учат судей, – сажать. У большинства из них мышление направлено на то, чтобы лишить человека свободы. И не только пациенты психиатрических клиник от этого страдают. Большевизм влияет на всю нашу судебную систему. Много голов у этого чудовища. Бездушие. Непрофессионализм. Стремление покончить с делом как можно быстрей и проще.

– Последнее, наверное, происходит и из-за того, что суды перегружены работой?

– Конечно. Вот с 1990 по 2000 год количество адвокатов в России выросло с пятнадцати до сорока пяти тысяч – в три раза. А количество судей осталось практически тем же. Что получилось? Эти адвокаты, сорок пять тысяч, – у них работы достаточно. Есть правовое поле, есть проблемы, которые надо решать, есть участие в этих проблемах. Но эти же проблемы в равной мере относятся и к деятельности судов. Так и количество судей нужно увеличить втрое, или уж, по крайней мере, вдвое.

Далее, необходимо стремиться к предметной подсудности, что подразумевает специализацию судей. Например, судья, рассматривающий только (или в основном), дела об убийстве. Или только имущественные иски. В Швеции, например, – я поразился – есть даже судьи, специализирующиеся только на делах, связанных с использованием водопадов. Представляете, каким специалистом становится такой судья через определенное время?!

То же самое касается и психиатрии. Дела данной категории стоило бы передать городскому суду, где квалификация судей выше, чем в районных. К судье, специализирующемуся по таким вопросам, будут стекаться дела со всего города. Возникнет опыт, появится практика. Но для повсеместного перехода к предметной подсудности необходимо менять Закон о судоустройстве.

Я не думаю, что у судей существует какая-то особенная предвзятость именно к людям, которых принудительно помещают в психиатрические клиники. Эти пациенты, наравне со многими другими гражданами России, – жертвы советизма, который наше общество, увы, никак не может изжить.