РАЗЛЕТЕЛИСЬ И СТАЛИ ПОДРАНКАМИ…

В довоенные годы Назрань, вторая столица Чечено-Ингушетии, смотрелась в сравнении с Грозным блекло. Сегодня это город контрастов, где наряду с небывалой роскошью домов из итальянского кирпича можно увидеть нищету ютящихся в палатках и коровниках беженцев, выброшенных из Чечни войной.

По официальным данным, более 450 тысяч граждан республики оказались за ее пределами. Они разбросаны по всей стране, их можно встретить на юге, на севере России и даже в республиках Закавказья. Условно их называют "беженцами из Чечни" – уж так и прилипло это выражение. Называют их "чужими", "пришлыми", "понаехавшими". Порой они сами себя так зовут.

Все мигранты делятся на тех, кто выехал до начала боевых действий, во время их и в периоды относительного затишья. Количество граждан, в основном русскоязычных, покинувших Чечню в период с 1991 по 1994-1995 гг. и получивших статус вынужденного переселенца, составляет 114 тысяч 367 человек, или 47 тысяч семей. С середины 90-х годов республику стали покидать и этнические чеченцы. По сведениям Департамента кризисных ситуаций Минфедерации, в Ставропольском крае с начала проведения контртеррористической операции проживает 7 тысяч мигрантов, в Дагестане –- 4,5 тыс., в Северной Осетии – 2,5 тыс. человек. В других регионах России – более 30 тыс.

Больше всего беженцев приняла Ингушетия – около 200 тыс., в том числе в пунктах временного размещения – 28 тыс., в арендуемых миграционной службой помещениях – около 20 тыс., в частном секторе – около 80 тыс. Точное количество определить сложно, многие беженцы переезжают с места на место в поисках крова, работы, – вообще, более или менее достойной жизни. Некоторые возвращаются домой, так и не найдя себе пристанища. Количество беженцев, которое отмечают правозащитники, работающие в регионах России непосредственно с мигрантами из Чечни, значительно и в сотни раз превышает официальную статистику.

Беженцы, прибывшие в Ингушетию в первом полугодии этого года, – в основном люди, спасающиеся от очередных зачисток. По этой причине в лагерях проживают лица, не имеющие регистрации, а соответственно – не получающие гуманитарную помощь. В российские регионы выезжают бежавшие от войны, главным образом те, кто смог найти приют у своих родственников, давно и прочно обосновавшихся в больших городах. Они теснятся в хрущевках, в студенческих общежитиях вместе со своими детьми-студентами, а порой самовольно занимают полуразрушенное, обреченное на снос жилье. Нелегка доля и тех, кто при помощи родственников снимает жилье.

Но и такие условия в сравнении с палаточными лагерями Ингушетии кажутся раем. Я была в таких лагерях и ужасалась увиденному.

Беженских лагерей в Ингушетии семь, но это только зарегистрированные, а есть еще и те, что не состоят на учете. Российским и иностранным делегациям показывают обычно благополучные лагеря – в станице Ассиновская, в селе Карабулак. Мало кто заходит в село Яндари и на МТФ (бывшая молочно-товарная ферма).

Возле МТФ в Яндари, где я побывала еще в прошлом году, толпилась группа людей, живо обсуждавших свои проблемы. Оказалось, что новых беженцев из села Курчалой уже четыре месяца не включают в списки на питание. "Хорошо, что хоть совсем не выгоняют, – радуются другие. – На соседней ферме нашелся хозяин и просит за квадратный метр по шесть рублей. Так вот, поговаривают, что будут нас выселять". "А куда?" – спрашиваю. "На улицу, наверное". Неужели, думаю, кому-то понадобилась эта развалюха-ферма, вернее, одни стены от нее? Беженцы из картонных ящиков и старых досок отгородили в коровнике углы. На каждую семью метров по пять "жилья". Вывезли навоз, обмазали стены, протянули газовые трубы для обогрева – получилась какая-то видимость уюта. Правда, жалобы и просьбы беженцев провести им свет не доходили до нужных инстанций. Или сознательно их не слышали?

МТФ считается компактным поселением. Сюда доставляют гуманитарку, порой – "на дом". А вот с блок-питания сняли еще несколько месяцев назад – из-за отсутствия документов и регистрации. Как жить? Стали собирать оставленную на колхозном поле никому не нужную картошку размером с горох. Целый мешок насобирали, радуются "урожаю"… Две женщины подрабатывают, подметая улицы. За это им платят по 50 рублей в месяц.

К нашему приходу женщины доварили на улице суп и пригласили поужинать – ничем не раздавленное вайнахское гостеприимство! За столом разговоры и споры: одни обвиняют во всем евреев, другие говорят, что в случившемся с Чечней виноваты американцы, вспоминаются зачистки и другие причины переезда в Ингушетию. И не впервые я слышу рассказы о войне, о неведомой болезни, унесшей немало жизней после одного из обстрелов, когда на село летели не снаряды, а какой-то серый дым. О ночных зачистках и о том, как из домов уводят сыновей и стариков, как требуют выкуп за их безжизненные тела. Как в одном селе во время зачистки сожгли школу, и теперь детям негде учиться. О том, как у чеченок обрывают серьги с ушей и цепочки на блокпостах, о "скромных" ценах за проезд через каждый пост. О том, как пропускают боевиков с оружием.

Самое страшное – что мы все более забываем об этих людях, нас не удивишь уже количеством смертей, жестокостью зачисток… Уже давно никто не помнит, что беженцы живут и в Дагестане. В первую войну эта республика приняла 148 тыс. беженцев. Кавказским братьям отдавали школы, детские сады, интернаты, заводские помещения, селили в собственных домах. Потом война кончилась и беженцы ушли.

В действующих на территории самой Чечни центрах временного размещения проживает сейчас 10 тыс. 839 человек. По данным правозащитников, даже мизерная помощь поступает к ним нерегулярно. В среднем за месяц человек получает продукты на трое суток. Норма, установленная постановлением правительства России, согласно которому каждый переселенец должен быть обеспечен денежным довольствием на питание в размере 15 рублей, а на аренду помещения – 20 рублей в сутки, –- смешная и унизительная. Но жилье и продукты – не единственные трудности, с которыми сталкиваются мигранты из Чечни. Они должны проходить регистрацию в Миграционной службе, где поначалу необходимо представить свидетельство о регистрации по месту жительства. Именно в этой ситуации образуется замкнутый круг, вырваться из которого можно лишь ценой невероятных усилий. В паспортных столах по месту проживания этнических чеченцев регистрируют крайне редко. Опыт беженцев говорит о том, что если раньше прописку можно было… купить, – к примеру, в Петербурге через агентство, – то сейчас это сделать невозможно. Агентства отказываются прописывать прибывших из Чечни. Потому многие мигранты часто оказываются из-за отсутствия регистрации и официального статуса в милиции. Люди жалуются, что делали несколько попыток просто добраться до офиса МС, но каждый раз их забирали в милицию из-за отсутствия регистрации. Не имея возможности получить регистрацию, мигрантам приходится платить, порой своей свободой. Юристы правозащитной организации "Мемориал" сети "Миграция и право" отмечают, что в ряде населенных пунктов Дагестана, где проживают беженцы из Чечни, ОМОН регулярно проводит рейды, во время которых производятся произвольные аресты и задержания, накладываются административные штрафы. К сожалению, Дагестан – не единственный регион, где, с одной стороны, мигрантам из Чечни не дают официального статуса и отказывают в регистрации, с другой стороны, из-за его отсутствия совершенно на законных основаниях их наказывают.

Да, статус вынужденного переселенца – это одна из самых трудно разрешимых для мигрантов Чечни задач. И ее поставило перед ними государство. По действующему законодательству, тем, кто бежал от военных действий, статус вообще не может быть предоставлен. Согласно первой статье "Закона о вынужденных переселенцах", боевые действия не являются основанием для его получения. Его дают лишь тем, кто (цитирую) "подвергался преследованию по признаку расовой или национальной принадлежности, вероисповедания, языка, а также по признаку принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений…" Ссылка на ведение военных действий в период проведения конттеррористической операции российским законодательством, как ни странно, не предусмотрена.

Между тем, без статуса люди не могут стать на жилищный учет, не имеют права на денежную компенсацию и медицинское обслуживание, детей не принимают в школы и детские сады. Встречались семьи, где матери и детям статус вынужденного переселенца был предоставлен, а отцу нет, хотя документы были поданы вместе.

Наиболее драматично складывается судьба детей. Вместо занятий в школе они вынуждены торговать на рынках овощами и фруктами. Поэтому дети из Чечни отстают в учебе на несколько лет, а многие и вообще не знают, что такое детский сад или школа. Те же, кому повезло с учебой, часто сталкиваются с открытой враждебностью одноклассников. В Миграционной службе или общественных организациях приходилось слышать, что мальчика избили подростки-школьники, девочку обозвали "снайпером".

Работу найти не легче, чем прописаться. Тяжелее всего трудоустроиться в провинции. В станицах Ставропольского и Краснодарского краев, к примеру, заработная плата не превышает 470 рублей. Переселенцев с высшим образованием, закончивших в Грозном Нефтяной институт или Университет, берут на самые низкооплачиваемые работы сторожей, уборщиков…

В Ингушетии мне довелось поговорить с представителем "беженской общественности" Ризваном, который знает судьбу этих людей не понаслышке, пытается отстаивать их права, за что его не раз возили на "беседу" в "органы". За настойчивость и требования соблюдать законы, правительственные решения Ризван "потерял" зубы. Не раз ему "советовали" проводить работу не в соседней республике, а по возвращению беженцев домой – в "освобожденные" районы Чечни. Ризван убеждал чиновников в том, что беженцам нужна, прежде всего, безопасность, что люди боятся ехать домой, хоть черной икрой их там корми. На встречу с московскими чиновниками он не доехал: строптивца снова повезли на допрос…

Ситуация с беженцами в Ингушетии очень не простая. В конце мая во время первой же встречи главы временной администрации Чечни А. Кадырова с недавно избранным президентом Ингушетии Зязиковым был подписан договор, по которому все граждане из Чечни, находящиеся на территории братской республики вайнахов, к 22 октября этого года должны вернуться к месту своего постоянного проживания – в Чечню. Да они и сами не то что поехали бы – поползли бы домой, не дожидаясь договора. Только вопрос – куда? К разрушенным домам, к очередным зачисткам, нападениям и угрозам бандитов? Беженцы в Ингушетии обеспокоены, не будут ли приняты к ним силовые меры возвращения. "Мы прибыли сюда не по чьему-либо договору, и в нем не нуждаемся, чтобы вернуться обратно". Это высказывание одного беженца отражает настроение подавляющего большинства жителей лагерей.

Вырванные с корнем из родной земли и разнесенные по всем уголкам, увы, далеко не ласковой России, люди навсегда остаются подранками. История нашей страны убеждает нас в том, что никто не застрахован от горьких мытарств мигрантов.

Наталья НЕСТЕРЕНКО
Ингушетия – Cанкт-Петербург